— Зачем? Я приготовить могу, — недоумевает Ани.
— Вот чтобы не готовила. На следующее утро не нужно будет рано вставать завтрак соображать. Проведем время вместе. А к вечеру заберём детей.
Скосив на неё глаза, замечаю, как она усердно думает. Между бровей пролегла не слишком оптимистическая складка.
— Давид, ты знаешь как я не люблю нагружать родителей, — произносит негромко. — Им тяжело. Возраст. А мальчишки неугомонные. Особенно Гор.
Сжав зубы, уже собираюсь как и всегда махнуть рукой, но чувство противления не позволяет.
— Давай мы спросим у них самих.
— Они, конечно, согласятся.
— Тем более.
— Но я-то знаю, что это будет больше из вежливости.
— Они их внуки. И ты, кажется, недооцениваешь их любовь.
— Вот именно, что дооцениваю, — возражает она, — Понимаю, что непросто им будет. А вдруг случится что.
— Что должно случиться? — устало выдыхаю.
— Ну, — взмахивает руками, — не знаю. Как в прошлый раз, когда Гор упал у них во дворе, и рассек колено. Пришлось вести в город зашивать.
— Это не значит, что он теперь всё время будет падать, — начинаю заводиться, но тут же гашу негативные эмоции, — Ани, не ищи причин для отговорок. Когда мы вдвоём с тобой время проводили в последний раз?
— Ну… вот… у твоих родителей.
— А дома?
Тушуется. Знает, что редко это бывает. Она и от няни-то в отказ идёт. Пару раз мы пробовали попросить знакомую посидеть с ребятнёй, когда уходили с друзьями гулять, так она звонила домой каждые десять минут, а когда слышала на том конце плач или хныканье Арсена с просьбами вернуться домой, тут же упрашивала меня ехать обратно.
Больше я не предлагал. Если что — еду сам, или, если позволяет ситуация, то отправляемся уже всей семьей.
— Я просто предлагаю попробовать.
Посомневавшись, оборачивается, смотрит на уткнувшихся в телефон сыновей, и в итоге сдаётся.
— Ладно.
— Вот и отлично. Зайдём тебе ещё что-то из платьев посмотрим.
— Зачем? Я же только купила.
— Оно тебе не нравится.
— Нравится!
Многозначительно заламываю бровь, а Ани виновато опускает взгляд.
— То-то же.
Я готов раскошелиться хоть на весь магазин. Пусть купит всё, чего ей хочется и даже больше. Надо чем-то заткнуть это сосущее чувство вины.
14 Оля
В груди покалывает, меня немного тошнит.
От волнения чувствую, как крутит в животе и слегка подкашиваются ноги.
Дрожащими руками поднимаю с пола картонную коробку и ставлю её на пуфик у входа.
Ожидание из секунд превращается в вечность. Течёт, как тягучая смола.
Ощущение просто отвратительное.
Когда в квартиру раздаётся звонок, мне кажется я готова выпрыгнуть в окно лишь бы не делать того, что собралась.
Сердце учащенно бьётся, подрагивает.
Медленно выдохнув, щелкаю замком и открываю дверь.
— Привет, солнце.
Искренняя улыбка Лёши обезоруживает.
— Привет. Заходи.
Переминаюсь с ноги на ногу в ожидании пока он разуется.
— Ну как ты? Полегче уже?
Обняв меня за талию, он ведёт меня на кухню. А я как деревянная кукла, еле передвигаюсь.
— Да. Уже лучше.
— Ну отлично, а то я соскучился. Неделю меня бортовала.
Чувствую, как влажные губы касаются моего плеча и морщусь. Сердце в крошечный камешек сжимается.
Отстранившись от Лёши, разворачиваюсь и рукой указываю ему на стул.
— Сядь пожалуйста, — произношу слабо.
— О, как, — ни о чем не подозревая, улыбается и делает, как я попросила, — у нас планируется серьёзный разговор?
Но вероятно заметив, что я не отвечаю на его шутку, в миг становится серьёзнее.
Красивая улыбка на губах застывает.
Я опускаюсь на соседний стул, а он тянется к моей руке.
— Оль? Случилось что?
Поднимаю взгляд, встречаясь с встревоженным взглядом.
Мне так жаль, боже… Как мне жаль…
В горле зреет ком, но я с усилием проглатываю его.
— Да, Лёш.
— Говори.
Я репетировала два дня, а толку? Легче и безболезненнее сделать все равно не получится.
— Пожалуйста, ты только не принимай на свой счёт, — тараторю быстро, — но нам нужно расстаться.
Пальцы на моей руке застывают.
Моё сердце вот-вот и пробьёт ребра. Воздуха в кухне катастрофически мало становится от того, как Лёша с неверием смотрит на меня.
— Оль, это шутка? — пытается нервно улыбнуться, — потому что если да, то я её не догоняю.
Убрав руки, мотаю головой.
— Не шутка.
Широкие брови недоуменно ползут вверх, в глазах непонимание.
Вот уже какой день я чувствую себя предательницей по отношению к нему. Мы были вместе почти год и этот год был очень хорошим, запоминающимся, ярким. Но не было ни дня, когда бы я испытала хотя бы половину тех эмоций, которые испытывала с Давидом за те жалкие часы, что мы провели вместе.
А это значит, что моих чувств к Лёше недостаточно. Он заслуживает на большие.
— С чего вдруг? — его голос холодеет, взгляд покрывается коркой, — Вроде все нормально было.
— Лёш, мне жаль, ты очень дорог мне, — отвечаю тихо, — просто…
— Что просто?
Вздохнув, встаю со стула и отхожу к окну. Развернувшись, опираюсь на подоконник бёдрами.
Меня морозит, начинаю мелко дрожать. Мне так сильно не хочется причинять ему боль. Не хочется обижать.
— Просто… Я не могу ответить на твои чувства в полной мере.
— Еще неделю назад могла, — он тоже встаёт и сокращает между нами расстояние.