Любви все гоблины покорны

Ее темные пряди длинных волос, укрывающие хрупкие плечи, ее слегка вытянутые голубые глаза, ее мягкую, чуть застенчивую улыбку, ее стройный силуэт, просвечивающий под легким платьем в лучах полуденного солнца. Прошлой весной мы уехали на майские праздники в Подмосковье и подолгу гуляли в лесу, наслаждаясь теплой погодой, воздухом, напоенным свежестью едва распустившейся листвы, и друг другом. Тогда Алиса точно так же неспешно шла среди деревьев, а я смотрел на нее и любовался тем внутренним сиянием, которое, казалось, она излучала. Как много времени прошло с тех пор! Почему я перестал выбираться с ней куда-то? Почему решил расстаться? Разве нам было плохо вместе?

Наблюдая, как патлатый жених с самодовольным видом вцепился в девушку и принялся ее слюнявить, я ощутил такое жжение в груди, что чуть не рухнул в пропасть, возле которой стоял. Что за урод? Это всего лишь помолвка в присутствии кучи народа. Какого черта он так себя ведет?

Плечистый минер с трудом оторвался от Алисы и то только потому, что она отвернулась, а так вряд ли бы он вообще остановился. Весь его облик демонстрировал, что он свихнулся от свалившегося на него счастья и готов прямо сейчас подхватить невесту и, презрев любые правила и обычаи, утащить ее к себе в койку.

Мне вдруг взбрела в голову донельзя иррациональная мысль. А как бы я вел себя на его месте? Если бы это была моя помолвка с Алисой, что я сделал? И тут же из глубин темной, вязкой, давно погребенной под слоем бесконечной работы и стремления превзойти отца души всплыл четкий ответ: я бы точно так же упивался своим правом обладать этой женщиной. И точно так же нагло и с вызовом показывал всем, что она принадлежит мне безраздельно, и я понимал этого напыщенного хлыща из дикого мира, как никто другой. Присваивать и владеть — вот что руководило нашими жизнями.

Огонь в груди разъедал изнутри, а я стоял и вспоминал о том, что давно решил не жениться ни при каких обстоятельствах. Зачем? Чтобы вечно недовольная и злобная жена встречала меня с работы и осыпала упреками? Чтобы я в ответ вытирал об нее ноги и всячески изводил своими подколками и намеками на уйму других женщин? Чтобы дети на все это смотрели, ужасались и мечтали поскорее вырасти и навсегда покинуть отчий дом? Я был сыт этим по горло, живя с родителями, и поэтому, как только мне минуло восемнадцать, переселился сначала к прадеду по матери, а потом, после института на съемную квартиру. И «счастливая семейная жизнь» навсегда осталась для меня запретной темой, которой я не собирался касаться ни при каких условиях.

Сидя за праздничным столом, я не мог есть, а тупо пялился на Алису и пытался угадать, о чем она думает. Ее внутренний свет померк, взгляд заволокла тоска и растерянность, а когда Инейт что-то прошептал ей на ухо, она вся сжалась. Мне захотелось подойди и со все дури врезать ублюдку, но я, конечно же, этого не сделал, а молча следил, как они пошли танцевать, а жгучая мерзость в груди продолжала грызть внутренности.

— Олифан! — задыхаясь от восторга, окликнула меня Брина. — Пойдем в круг! Все наши уже там!

— Нэ хочу, — отрезал я и пошел к роще, надеясь немного посидеть в тишине и одиночестве. Нужно пережить эту ночь, а завтра мы отправимся в дорогу, это поможет развеяться.

Хороводы заводным волчком кружились под все ускорявшийся мотив, от постоянной ряби перед глазами меня уже мутило, и я уселся под деревом, прикрыв веки. Скорее бы утро.

Вдруг я услышал тяжелые шаги в кустах и ощутил сладковатый аромат блондинки. Она явно была здесь не одна. Вскочив на ноги, я заметался, соображая, что лучше сделать: уйти обратно к столу, или остаться. Но тут сквозь черноту ночи я увидел их, страстно присосавшихся друг к другу, и почувствовал, что теряю рассудок. Кровь застучала в висках, во рту появился мерзкий горький привкус, и я, не ведая, что творю, ринулся вперед.

Но придушить минера мне не позволили. Внезапный удар по ногам свалил на землю, кто-то оседлал меня, заломил руки и заткнул рот. Я услышал крик Алисы, рванул что есть силы, сбросил напавших и подскочил на ноги.

— Держи его, Шаун! — прошипела Брина и ударила мне под дых, а бритоголовый вцепился в мои волосы и дернул назад, чуть не оторвав скальп.

В глазах заплясали искры, к горлу подкатил вязкий комок, я пошатнулся, но устоял. Кто-то долбанул мне ребром ладони по шее, и я рухнул на колени.

— Совсем свихнулся! — рычала Брина. — Ты мог его убить!

— Ничего с ним нэ будет, — проворчал Шаун. — Через секунду оклемается и отметелит нас, как детенышей койота. Зря ты влезла в это дело.

В бешенстве я разбросал их в стороны и хотел порвать голыми руками, но Брина выпалила:

— Олифан! Опомнись! Они уже ушли. Оставь их!

В груди закололо, руки повисли как плети, а кулаки сами собой расслабились.

— Ты влюбился в Алиэ?! — негодовала Брина, потирая ушибленный бок. — Ты нэ в своем уме? Ее союз с минером — надежда всего мира! Из-за твоей глупой прихоти свадьба может расстроиться, а мы все будем обречены на вымирание!