Люди Джафара

А подполковник Пустовалов, между прочим, не кто-нибудь, а начальник отдела кадров моего училища. Фигура серьёзная и с большими возможностями.

Но когда они с Витей начинают разговаривать по телефону, голос у него становится точно таким же угодливым, как и у двух предыдущих офицеров. И мне начинает казаться, что позвони Витя в Москву, самому Министру Обороны, и тот совершенно так же униженно залопочет в трубку, выпрашивая у Вити какое-нибудь одолжение.

Когда разговор с Пустоваловым заканчивается, опускаю трубку на рычаг, возвращаюсь в комнату, падаю в кресло. И просто не знаю, что и сказать, что и подумать.

«Ну как, — улыбается Витя, — убедил я тебя? Впечатляет?»

«Впечатляет. Только вам-то это всё зачем? Репертуар и всё такое?» — бормочу.

«Не твоё дело, Кондырев, не твоё дело. Придёт время, узнаешь. Но не бойся, ничего невозможного я у тебя не попрошу…»

И опять меня по колену похлопывает. Ласково так. Я, естественно, ногу отдёргиваю, а он хмурится:

«Для тебя сейчас, главное, Кондырев, — не сделать ошибки. Был у меня до тебя гитарист, Малинин, знаешь такого? Так он сделал. И что теперь? Довыпендривался, доошибался, да и отчислили дурака к чертям собачьим. Ах, ну почему все ребята-гитаристы обычно форменные раздолбаи… Но ты запомни, Кондырев, для тех, кто сюда приходит, обратного пути уже нет. Либо работаем — и всё нормально, либо…»

И снова к моим коленям тянется, бормочет про какие-то «губочки-лапушки».

Я оглядываюсь на Васю Мельника, тихим приручённым зайчиком просидевшего весь разговор, а он встал неторопливо, удалился себе тихонечко в соседнюю комнату и дверку аккуратненько прикрыл.

И тут меня осеняет: знаю я Малинина, учился курсом старше, когда-то вместе в госпитале лежали!

И про Витю этого он мне рассказывал, правда, так, в двух словах, без имён. Но и того, что рассказывал, было достаточно: о водиле генеральском, которого этот Витя трахал, потом ещё об одном молодом лейтенанте, которому хорошего распределения захотелось, ещё о какой-то мерзости…

Боже, какая срань!.. Я вскочил, ору, мол, да пошёл ты на х… и резво отодвигаюсь к двери. А он:

«Дурак ты, Кондырев… Иди-иди, ещё пожалеешь, но уже поздно будет… Ох, как пожалеешь…»

Я выскакиваю вон и — в училище. Иду и думаю: это что же получается? Оказывается, и Джафар ещё — не самая большая куча дерьма? Джафар тоже, конечно, козёл и урод, не подарок в общем. Но он же совсем другой, честнее как-то, что ли. Он, вроде, и драл других смертным дёром, но и себя драл точно так же, по тому же самому Уставу. Он карьеру делал честно, тупо по-армейски, через разрывание задницы «на немецкий крест», потому и майором полковничью должность занимал. Но тут же, через Витю, карьера посредством совсем других операций с задницей делалась!

Джафар как танк Т-72 ломился вверх по лестнице карьеры к следующему званию, к следующей должности, поблажек не просил, ни себе, ни другим спуску не давал. И знать не знал, дурилка картонная, что все эти звания и должности давным-давно распределены, что вся эта карьера давным-давно сделана! И даже его уставной «немецкий крест» уже никого не убеждает…

Какая срань, Боже Ты мой!

Где-то на полдороги догнал меня до смерти перепуганный Вася Мельник:

«Юра, что же ты меня так подвёл… с самим Витей подвёл… я же за тебя поручился…»

«А-а, подвёл?! — ору на него. — Что раком не стал перед педрилой твоим?! А ты-то чего у него в таком фаворе, Мельник? Что, губочки-лапушки твои ему понравились?..»

«Да послушай, Кондырев, дело тут не в этом…» — ноет Вася.

«А ты, Мельник, лучше бы не маячил тут, передо мной, а то так ряху разобью, что родной взводный не узнает!..»

Посмотрел на меня Вася с грустью, с жалостью, и говорит:

«Ты сделал большую ошибку, Кондырев. Если бы с Витей договорился — как сыр в масле катался бы. А теперь… Теперь карьере твоей конец, учёбе конец, всему конец…»

Ну, к чести Васи Мельника надо сказать, что, как показали последующие события, он меня не обманул…

А время шло. Закончился третий курс, потёк четвёртый, и всё это время тотальный дёр нерадивого курсанта Кондырева продолжался с неослабевающим азартом. Ловят взводный с комбатом — щёлкают пачками наряды на службу, пеленгует Джафар — сыпятся те же наряды на службу вперемешку с сутками ареста, засекает генерал — эти сутки ареста обваливаются целыми десятками.

Ну, почему взводный с комбатом меня драли — понятно: им лучше меня наказать, чем поиметь той же монетой от Джафара. А вот почему генерал так лютовал… Наверное, Джафар ему шепнул в ушко кое-что… Явно, не без этого.