Люди города Ура

Установив перечень существовавших в старовавилонское время категорий жриц и случаи их упоминания, Ренгер, однако, воздержался от объяснения их идеологической и социальнопсихологической роли. Правда, ему же принадлежит исследование, посвященное обряду «священного брака», к которому имели отношение жрицы ^fēn, nin-dingir и lukur, однако он считает этот обряд всего лишь частью коронационного ритуала, не учитывая двух важных обстоятельств, а именно: во-первых, титул ēn носили верховные жрецы в том случае, когда главному общинному божеству приписывался женский пол (Урук, богиня Инана-Иштар), но жрицы, если ему приписывался пол мужской (Ур, бог Нанна-Син); это уже давно объяснено тем, что ēn был (или была) супругом (супругой) божества в обряде «священного брака» и что, таким образом, «священный брак» не принадлежал только к ритуалу интронизации общего царя Шумера и Аккада, но и к урской (и, надо думать,

любой) общинной обрядовой системе.[553] Во-вторых, Ренгер не учитывает, что жрица ēn и жрица nin-dingir — равноценные звания (так, он сам показывает в другом месте, что шумерская гетерограмма nin-dingir в ряде случаев и читается не ukbābtu[m], а именно ēntu[m]

) и что, таким образом, культовая функция энтум — т. е. функция супруги бога в «священном браке» — была свойственна не только основным государственным, но и другим культам богов Месопотамии.

Объяснение всей системы месопотамских жриц заключается в том, что любая женщина, игравшая жреческую роль, была непременно связана с обрядами вызывания плодородия. В Месопотамии не существовало обычного для греков правила, по которому богам служили жрецы, а

богиням — жрицы. К старовавилонскому периоду большинство богинь Месопотамии утеряло свой отдельный культ, оставаясь лишь супругами божественных мужей. Соответственно их жрицы играли ту же роль, что при земных замужних женщинах их служанки, — каждая из них была или могла быть наложницей хозяина дома (в данном случае — бога). Самостоятельный культ, правда, сохранился у некоторых богинь, например у Инаны-Иштар в Уруке, но в нем главную роль играл жрец-мужчина, и именно ēn — земной супруг богини. Уже задолго до старовавилонского времени в роли этого эна выступал царь. Таким образом, мы приходим к тому выводу, что отношения между главной жрицей или жрицами и мужским божеством (даже если формально они служили не в его культе, а в культе богини-супруги), а также между главным жрецом и женским божеством были отношениями брака или конкубината.

Разрозненные, но все же многочисленные данные из самой Вавилонии и множество аналогий по всему свету заставляют предполагать, что обряды плодородия — и главный из них, по крайней мере для Вавилонии, обряд священного брака — были свойственны всем общинным культам, а не одному какому-либо «космическому» божеству.[554]

Брачные и любовные отношения в системе древних мифологий непосредственно включаются в эмоционально-ассоциативный круг мифов и ритуалов, вызывающих плодородие.[555]

III

Культы общин древней Месопотамии почти не отличались от выражения мироощущения еще первобытного человека. Правда, они получили новую функцию — не только объединять полноправных членов против чужаков, но и утверждать, поддерживать и прославлять установившийся государственный строй. Однако укрепление существующего социального строя еще не входило в функции религии — просто потому, что этот строй не надо было пропагандировать: никому в голову не приходило, что может быть какой-то другой.

Главной же функцией культа оставалось, как и в первобытное время, предполагаемое воздействие на непознанные природные и социальные силы, от которых зависит существование человека. А когда мы говорим «непознанные», то для того времени тем самым подразумеваем — находящиеся за пределами логических построений, подлежащих проверке критерием общественной практики. Заметим сразу, что индивидуальная практика тут никакой роли играть не могла: самое гениальное индивидуальное открытие и изобретение не несло в себе ни малейшей убедительности, потому что противоречило коллективной мудрости отцов.

Нам сейчас кажется само собой разумеющимся, что для воздействия на мир человек должен сначала осмыслить его. Но человек первобытный сталкивался здесь со многими трудностями.

Во-первых, он не умел отделить понятие от эмоции, которую данное явление вызывает. Это можно показать на примере наиболее архаических языков. Так, в языке одного из австралийских племен, живших в условиях раннего неолита или мезолита, один и тот же корень слова выражает и «кенгуру гигантского», и «страх перед кенгуру», и «копье для охоты на кенгуру», и «засаду охотников на кенгуру» и т. п.