Люди и чудовища

А рассказ Кирка между тем все длился. Там из песка вылезали скарабеи размером с мужскую ладонь. Там грозовая туча устала метать молнии и начала ронять градины размером с куриное яйцо. Там последний живой Темный маг еще отбивался от гигантского змея. Там почти все наемники уже полегли, и лишь один десяток, все раненые, из последних сил защищался от новой напасти — человекоподобных тварей с лицами, покрытыми короткой белой шерстью…

Одна из Теней Арона вдруг задергалась, а затем растеклась по траве, отказываясь повиноваться. Маг замер, потом развернулся в ту сторону, где это случилось. Опасности он не чувствовал, только небольшое напряжение, исходящее как раз с той стороны, где его Тень вышла из-под контроля.

— …и вот так я остался последним живым человеком. Уставший, израненный. А твари сжимали кольцо. Тогда я понял — сейчас они убьют и меня… — Кирк сделал драматическую паузу, и парни зашевелились.

— И что? — не выдержал Инис, — дальше-то что случилось? Как ты выжил?

Кирк тяжело вздохнул:

— Никак не выжил. Убили меня там. Твари беломордые и убили.

Первым отреагировал Бракас. Хохотнул. Замолчал. Хмыкнул, словно хотел рассмеяться еще раз, но раздумал. И посмотрел на Арон. А следом на Арон посмотрели и все остальные.

— Кирк что, лич? — дрогнувшим голосом спросил мажонок. — Господин Тонгил, он…

— Придуривается он, — Арон вздохнул и обвел всех в отряде взглядом. — Лич из него как из меня бог Солнца. Ну вроде не маленькие, нет? Рикарду еще простительно в такие байки верить.

Кирк, до того сидевший с застывшей на лице скорбной миной, заухмылялся, будто ждал именно этих слов. Может и действительно ждал.

Арон поднялся на ноги, развернулся в ту сторону, где продолжала лежать на земле и отказывалась двигаться его Тень. На причину этого следовало взглянуть поближе. Жестом велев остальным оставаться на месте, маг выпустил перед собой несколько огненных шаров и пошел в сторону Тени.

Глава 14

Крошить чешую в труху оказалось больнее, чем прежде заставлять чешуйки рваться на части. Но это был единственный способ, который Существо смогло придумать.

Чешуя крошилась.

Трухи становилось все больше.

Одежда на двуногом расползлась в лохмотья. Существо чуяло едкий запах его страха, видело страх в каждом движении его тела, слышало страх в невнятных звуках, которые он издавал. Предатель боялся. Существо тоже боялось, но это было неважно. Важно было вернуть свободу и спасти Ниссу.

Чешуя искрошилась вся, улеглась вокруг кучами трухи. Существо ударило по ним хвостом. Труха взлетела, в воздухе превращаясь в нити — тонкие, прочные, липкие. Падая, нити льнули к Существу и к двуногому, соединяя их.

Двуногий закричал что-то бессвязное, пытаясь оторвать нити от себя. Существо позвало те осколки, что жили в теле двуного, и он, обездвиженный, упал на землю.

Нитей становилось все больше. Они связывали Существо и двуногого все плотнее.

Существо подползло к двуногому, обвилось вокруг него и закрыло глаза. Наверное, та гусеница тоже чувствовала боль, но она была упорна и храбра. Существо помнило, как упрямо она поднималась наверх, как без отдыха, без перерыва окутывала себя коконом из нитей. Существо тоже храброе, тоже упрямое. Оно сможет. Оно преодолеет и страх, и боль. Оно изменится, и освободится, и спасет Ниссу. А потом Оно прогонит мерзкую Пустыню. Оно накажет плохих и злых и поможет добрым. И никто больше не будет думать о нем, как об уродливом и страшном, как думал этот двуногий. И ничьи чужие мысли больше не будут разъедать нутро Существа…

* * *

Первым, что Керс услышал, были голоса. Встревоженные, растерянные, испуганные — разные. Много голосов. Какие-то из них казались знакомыми, какие-то — нет. Сперва голоса были лишь неясным фоном, но постепенно он начал различать и слова:

— …господин Миштассе, наш резерв почти пуст, на четвертую попытку не хватит.

— Да эту скорлупу вообще ничем не разбить! И с места не сдвинуть!

— Это не скорлупа, глупец, это…

— Заткнитесь все! — рявкнул еще один голос, и другие голоса стихли. Главный тэрэсэ столицы — вспомнил Керс. Но что происходит? Почему Керс больше не ощущает своего тела? И ничего не видит?

Что-то дрогнуло, и, будто отвечая на его последний вопрос, глаза открылись.

* * *

Изменение длилось всю ночь, и это была самая долгая ночь в жизни Существа. Словно бы Время из-за чего-то обиделось на Него и растянуло себя в половину вечности.

Двуногому было хорошо — страх и боль затемнили его сознание почти одновременно с началом метаморфозы, но Существо не умело вот так уходить в ничто. Поэтому Оно ждало и терпело. Терпело и ждало. И запрещало Себе бояться, когда Его тело, под защитой белого кокона, расплавлялось, сливаясь с телом двуногого…

А потом пришло утро.

Изменение закончилось.

Кокон треснул, пропуская внутрь солнечный свет. Кокон, созданный для Существа в его настоящем облике, вдруг показался огромен.