Люди на войне

Россия упала на полдороге, и во время этого падения совершенно изменила свой облик. Вместо старого союзника перед нами стоял призрак, не похожий ни на что, существовавшее до сих пор на земле. Мы видели государство без науки, армию без отечества, религию без Бога. Правительство, возымевшее претензию представлять в своем лице новую Россию, было рождено революцией и питалось террором. Оно отвергло обязательства, вытекавшие из договоров; оно заключило сепаратный мир; оно дало возможность снять с восточного фронта миллион немцев и бросить их на Запад для последнего натиска.

В. И. Ленин как-то назвал Черчилля величайшим ненавистником Советской России. Это совершенно справедливо. Черчилль ненавидел советскую власть и лично Ленина. Выход России из войны, инициированный большевиками, он назвал «актом убийства». Выступая 11 апреля 1919 года на публичном митинге в Лондоне, он говорил, что «гибель каждого английского и французского солдата, убитого в прошлом году (то есть в 1918‐м. — О. Б.), — дело рук Ленина, результат не имеющего параллелей в мировой истории предательства по отношению к союзнику».

Идеалы и практика большевиков противоречили всему, во что верил и что защищал Черчилль.

Навеки погибли империя Петра Великого и либеральная Россия, о которой так долго мечтали и Дума, и только что созванное Учредительное собрание. Вместе с царскими министрами канули во тьму кромешную либеральные и радикальные политики и реформаторы… Верховный большевистский комитет, эта нечеловеческая или сверхчеловеческая организация, как вам угодно, — это сообщество крокодилов, обладавших образцовым интеллектом, взял власть 8 ноября… Пока еще не было проведено более детальное разрешение политических вопросов, в массы был брошен лозунг: «грабь награбленное». Крестьян поощряли на убийства помещиков и захват их поместий: на огромной территории распространились массовые и индивидуальные убийства и грабежи.

Мог ли предполагать Черчилль, что ему придется обсуждать в Кремле планы совместных действий против Германии с самым кровожадным из этого «сообщества крокодилов», пожравшим всех остальных? А потом еще и разделить с ним ужин? Поистине, прав был ироничный Николай Глазков: «Век двадцатый, век необычайный…»

Как-то в разговоре с Борисом Савинковым Черчилль назвал армию Деникина «моя армия». Русские политики, прослышав об этом, обиделись; обижаться было нечего. Дело было не только в том, что Черчилль, во многом вопреки мнению своего премьера, оказывал деникинцам материально-техническую и военную помощь. Похоже, в его бестактной фразе заключался двойной смысл. Позднее Черчилль писал:

Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительной с того момента, как белые армии будут уничтожены и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи…

Впечатления 1917–1920 годов наложили серьезный отпечаток на отношение Черчилля к СССР в дальнейшем, и, видимо, он принимал решения, сообразуясь не только с конкретной политической ситуацией, но и с собственными неприятными воспоминаниями. Во всяком случае, большевизм остался для него врагом номер один. До тех пор, пока с этой позиции его не вытеснил нацизм. Но так случилось в будущем.