Как мы уже говорили, к воспоминаниям, написанным через сорок, а то и пятьдесят лет после описываемых событий, а также к устным рассказам (интервью) следует относиться с большой осторожностью. Тем ценнее тексты, написанные некогда в стол, не для печати. Дело не только в том, что мемуаристы были моложе, а временная дистанция от описываемых событий короче. Писавшие для себя, для детей и внуков, для истории пытались противостоять унификации памяти о войне.
Воспоминания бывшего сержанта Николая Никулина написаны в 1975 году; двигала им, по выражению Виктора Шкловского, «энергия раздражения», связанная с юбилейными торжествами по случаю 30-летия победы и официальной ложью о войне, сочившейся с экранов телевизоров и газетных страниц. По словам Никулина, основными проблемами военной жизни были «смерть, жратва и секс». Это были основные темы солдатских разговоров. Между тем обозначенные этими словами проблемы, в особенности проблемы отношений мужчин и женщин на войне, длительное время оставались табу в советской/российской историографии. Об этом не слишком принято было говорить, особенно применительно к периоду Великой Отечественной. Однако то, что более всего занимало солдат, не привлекало внимания историков. Секс не слишком сочетался с такими категориями, как подвиг или самопожертвование. Или верность — ключевое слово и предписанная норма поведения женщины (в меньшей степени — мужчины) во время войны. Между тем именно в этот период в сексуальном поведении советских людей произошли изменения, сопоставимые разве что с сексуальной революцией 1960‐х годов на Западе. Эти изменения мы и попытаемся проанализировать.
Настоящая глава основана преимущественно на источниках личного происхождения: дневниках, воспоминаниях, письмах, интервью, отчасти — на фольклоре военного времени. Но наиболее аутентичными источниками истории «частной жизни» на войне являются фронтовые дневники. Нами используются, помимо опубликованных, неопубликованные фронтовые дневники, выявленные в семейных и частных архивах.
Практически все современники, так или иначе затрагивавшие проблему отношений между полами, отмечали разительные перемены в поведении женщин.
Штурман Галина Докутович отдыхала ранней весной 1943 года после ранения в санатории в Ессентуках и зафиксировала в дневнике картину местных нравов:
А кругом что делается! Женщины совсем сходят с ума, на шею вешаются. Чуть утро — уже ходят под окнами. А вечером теряют всякий стыд, просто приходят к санаторию и приглашают мужчин в кино, в театр. Целой толпой ожидают у входа. Ребята, конечно, не теряются. (Запись от 11 марта 1943 г.)
Лейтенанту Виталию Стекольщикову бросалось в глаза, сколь многих девушек «испортила война», сколь многие из них стали «не такими» по сравнению с мирным временем. Выражая надежду, что это касается только девушек прифронтовой полосы, тем не менее он мучился сомнениями в верности своей возлюбленной, оставшейся в Рязани:
Ведь я знаю, что ты такая же молодая, — писал он 1 июля 1943 года Анне Панфиловой, — как они, что ты также хочешь и наслаждаться, что ты тоже, как и они, чувствуешь, как проходят лучшие молодые годы, и что этих юношеских лет уже не вернешь. Вот почему я и думал плохо о тебе, когда видел, как молодые девушки бросаются на шею и отдаются первому встречному мужчине. Но я, конечно, старался так не думать о тебе и отмахивался от таких дум, как от назойливой мухи.
Рядовой Василий Цымбал зафиксировал в дневнике сцены, которые наблюдал по пути из Германии на Дальний Восток. Воинский эшелон шел через весь Советский Союз. 18 мая 1945 года Цымбал записал: