Люди - народ интересный

А Калерию Николаевну я в последний раз видел летом 1919 года. Она к нам зашла попрощаться, печально сказала, что мечтает скорее вернуться домой, в Петроград, но там так голодно… Куда идет сейчас -не сказала или я не запомнил. На окне у нас росли высаженные в глиняные горшки цветы, и я был благодарен маме, когда она срезала для Калерии Николаевны большую желтую розу- такие розы назывались чайными. Не могу понять, как это я, приехав в 1925 году в Ленинград и проживши здесь всю свою жизнь, не попробовал разыскать любимую учительницу. Слишком поздно у нас возникает потребность повидать человека из твоего детского прошлого.

Лето 1917-го.

Тысяча девятьсот семнадцатый год. Начало лета. За нами приехал папа, и мы втроем- папа, мама и я- едем в Ижевск. Поезд, Пермь, Кама, пристань Гальяны- завод и город Ижевск… Дорога почему-то промелькнула так быстро, что о путевых впечатлениях попробую вспомнить потом, при случае, или когда поедем обратно.

Мы поселились на тихой улице, во втором этаже двухэтажного деревянного дома, выкрашенного белой краской, как и многие дома в городе. Внизу хозяева -полная добродушная женщина с двумя дочерьми.; у старшей- двое детей, муж на фронте; младшая, Нина, приветливая, чуть глуховатая, недавно окончила гимназию. С той поры прошло шесть десятков лет, насыщенных всяческими событиями, но у мня сохранилась фотография с надписью: «Милой Ксении Ивановне и Лёнечке от Ольги Фёдоровны и Нины Селюковых.»

У нас просторная трехоконная комната с телефоном, по которому мне некуда звонить, кроме как папе на службу; для этого надо долго крутить ручку деревянного ящика, похожего на скворечник. Две другие комнаты занимает помощник лесничего Василий Федорович Созонов с сыном Сережей, мальчиком моих лет; еще в одной комнате живет пожилая женщина, мать капитана Камского пароходства. При нас капитан ни разу не приезжал к матери – находился на военном положении после чрезвычайного происшествия: загорелось и взорвалось нефтеналивное судно(слова «танкер» в русском употреблении тогда еще не было). Это произошло накануне нашего приезда в Пермь, на пермском рейде. Обгоревшие останки суда мы видели, когда рассвело и наш пароход отчалил от пристани. Ночь провели мы на пароходе, спали в каюте, которую заняли еще с вечера, вознаградив себя за бессонную ночь в коридоре переполненного вагона. (Я-то, конечно, ухитрился поспать и в вагоне, притулившись на багаже.)

Итак, мы в Ижевске. Дружу с Сережей. Мастерим деревянные пропеллеры, запускаем их в воздух, при помощи накрученной на палки бечевки: это наши аэропланы.(Самолетами тогда аэропланы еще не называли, это слово встречалось лишь в сказках- ковер-самолет; кроме того, существовало пароходное общество «Самолет».) Часто бываем в превосходном тенистом саду, точнее- в парке, окружающем Артиллерийское лесничество, где работают наши отцы. Вечерами читаем, обмениваемся книгами. Особенно запомнились мне две книжки: привезенный с собой «Дон- Кихот»- изящно изданный, напечатанный на тонкой прочной бумаге, в мягком клеёнчатом переплёте красного цвета и необычайно узкого формата (Курьез в том, что этот «Дон-Кихот» был приложением к большой плитке шоколада!) и «Юра в мире животных» Александры Бострем (как я после узнал, матери А.Н.Толстого),- книжка эта принадлежала Сереже и никогда мне больше не попадалась, - жаль, хотел бы перечитать. «Дон-Кихота» же за то лето прочел много раз ; куда исчезло потом это «шоколадное « издание- неизвестно.

По заросшим травой длинным улицам хожу через весь город к родственникам: папина сестра Мария Николаевна замужем за заводским мастером Алексеем Ивановичем Бердниковым, у них четверо детей. Близко сдружиться мы не успели, но несколько раз я у них побывал. Запомнился стоявший в их дворе грузовик; в Котельниче автомобилей тогда еще не было, и я на этот грузовик с удовольствием лазал, «управлял» рулем. Годы спустя, когда слышал и читал об Октябре в Петрограде, о революционных грузовиках, ощетинившихся вооруженными солдатами и матросами, всегда представлял себе именно этот ижевский грузовик. Почему он стоял во воре у Бердниковых- не знаю.

Гораздо туманнее помню берег пруда и вдали, у плотины завод, дымящие трубы.Через семнадцать лет побывал на таком же старинном, но уральском заводе, в Нижнем Тагиле.

Обратный путь – из Ижевска в Котельнич- принес больше впечатлений, чем из Котельнича в Ижевск, может быть, потому, что я научился уже наблюдать, замечать, чуть повзрослел за лето. Время было военное, шумливое, многолюдное, поезда и вокзалы набиты битком, но из Перми домой мы ехали несравнимо удобнее: сидя на скамьях в вагоне третьего класса, а не стоя в коридоре второго класса. С продуктами было уже неважно, но, помню, я все же удивился, когда какой-то офицер угостил меня ломтем черного, очень черствого хлеба, намазанного медом: как видно, он считал это редким лакомством, тогда как и дома и в Ижевске еще н начали подголадывать.