Люди по эту сторону

Недомеченный юнец разлёгся поверх ящиков. Он откинул лицевой щиток, поэтому было отчётливо видно, насколько он нормальный. Кожа кофейного цвета, правильные толстые губы, немного вздёрнутый широкий нос, красиво очерченные скулы вразлёт. Вот только татуировок совсем не было, а в остальном – обычнейший пятнадцатилетний паренёк.

– Он сказал, что его родителей покусали, – шёпотом объяснила Маха, пока смотритель брал юнца на руки. – На дереве весь день просидел…

Смотритель занёс спящего парнишку на станцию. Тем временем Маха подвела тележку поближе к станции, после чего распрягла ослика и устроила его наверху – в комнате, которую временно превратили в загон. И вместе со смотрителем принялась спешно обмазывать тележку и стены станции свежеприготовленным отваром ррарды.

Солнце уже встало, когда они закончили и заперлись внутри.

Юнец ещё спал.

Смотритель снял с погасшего очага тёплый горшок с кашей. Маха поставила на стол три тарелки.

– Может, не трогать? Пусть отдохнёт! – предложил смотритель.

Он был немолод – седые виски и редкая белая щетина на подбородке; как и многие люди его профессии, высок и мускулист. Татуировки подсказывали, что от него родилось две девочки и два мальчика. В прошлом он был строителем, а до того – охотником.

«Скольких он похоронил за то время, пока присматривал здесь за дорогой?» – подумала вдруг Маха и подошла к недомеченному парнишке.

Тронула за плечо.

– Проснись! Тебе надо поесть!

Юнец вздрогнул, вскочил… В момент пробуждения его глаза были совсем безумны. Когда он очнулся, то вспомнил события прошедших суток. И вспомнил главное, о чём невозможно забыть. Вновь заблестели слёзы.

– Иди, умойся, – Маха указала ему на умывальник в углу.

– Да… А… Где у вас… – он огляделся, держась за пах.

– Там рядом дверь, – подал голос смотритель.

– Не бойся, змея не заползёт, – улыбнулась Маха.

Когда он подошёл к столу, умытый, посвежевший, но печальный, они уже доедали. Третью тарелку смотритель предусмотрительно прикрыл крышкой от котелка.

– Спасибо, – сказал юнец, присаживаясь и беря ложку, – приятного аппетита… У вас не принято что-то ещё говорить?

– Что? – не поняла Маха и переглянулась со смотрителем.

– Благодарить… – чужак произнёс непонятное слово и нахмурился. – Говорить спасибо… – он снова сказал что-то непонятное.

Слова, которые были понятны, выходили из нашейного обода. А сам юноша изъяснялся на своём языке. И похоже, в его языке было слово, которого не знал этот болтливый ободок.

– … – и опять непонятное слово!

Юнец сидел, как громом поражённый, забыв про кашу.

– Ты ешь, а то остынет, – посоветовала Маха.

Когда он покончил с ужином, смотритель достал карту, расстелил её на столе и отправился мыть посуду.

– Ты можешь сообщить своим, что ты жив? – спросила Маха.

Чужак удивлённо уставился не неё.

– Вы знаете, что у нас есть возможность связи?

– Ты сам мне сказал, – усмехнулась она. – Можешь? У тебя кто-нибудь ещё есть? Опекун? Старшая сестра или брат?

– У меня есть дядя, – и юнец грустно шмыгнул носом.

– Сообщи, что ты жив. Что ты поел. Что о тебе заботятся. И послезавтра выведут к реке. Вот здесь, переправа через Ымлу. Это река. Перед переправой расчищенное место. Леса там нет. Ты сказал, что тебя просили выйти туда, где нет деревьев? Вот там будет такое. И мы будем там к утру послезавтра. Две ночи ещё идти.

– У вас хорошая карта… – протянул юнец, водя пальцем по Ымле, которая была, словно ожерелье, унизана отметками паромных переправ, пристаней и мостов.

Потом он заговорил на своём языке.

Сначала повторял одно и то же непонятное слово. Ответа не было слышно – видимо, звук подавался куда-то близко к ушам. В какой-то момент юнец радостно вскрикнул и принялся что-то быстро говорить, то смеясь от облегчения, то захлёбываясь слезами.

Вдруг он прервался – и снова зазвучали неживые слова из нашейника:

– Меня спрашивают, можно ли нам пораньше выйти из леса? Если идти напрямик, то получится быстрее, – и он показал на карте.

Смотритель, который сидел у окна, забранного густой сеткой, и что-то подшивал, выразительно хмыкнул.

– Нельзя, – строго сказала Маха, удержавшись от улыбки, – в Змеиные Дни нельзя ходить по лесу. Это опасно.

Она чувствовала себя донельзя глупо, разъясняя столько очевидные для любого человека вещи… Но ведь они здесь чужаки – откуда им знать?

Наконец, юнец перестал говорить. Вздохнул. Отпил из кружки, которую поставил перед ним смотритель. Удивлённо посмотрел в кружку – и опустошил её. Смотритель подошёл, подлил ещё чаю.

– Я всё объяснил, – сказал парнишка, – как вы велели. Что со мной всё хорошо. И что вы обо мне заботитесь. И что вы хорошие. Они будут ждать меня у реки. Ой, я же не знаю, как вас зовут! Меня – Асита Нтанда Анен.

– Маха из Торговой Семьи.

– Олер, – представился смотритель, возвращаясь к шитью.

– Мне очень приятно… – пробормотал чужак, видимо, удивлённый такой лаконичностью.

– Всё, айда спать, – Маха встала из-за стола, – завтра будет трудно. И не рассчитывай на ослика!

Конечно, она скорее пугала, чем говорила всерьёз. Время от времени юнец присаживался на тележку. Но честно шагал большую часть пути.