Ненависть эта была обусловлена тем, что страна наша не вписывалась и не могла вписаться в идеологию превосходства избранной (в фашизме — немцы, у большевиков — евреи) нации. Как известно из истории, Россию создали не столько даже цари и военачальники, сколько Святые и Подвижники русской православной церкви. И объединялась страна не по национальному признаку, а на основе русской Веры — Православия. Казак, встретив в степи незнакомца, никогда не спрашивал о его национальности, а просил лишь показать крест, ибо Крест Господень и соединял живущих здесь. Одновременно с оформлением государственности происходило и слияние православия с русской национальной идеей. Русский национальный тип в своих характернейших проявлениях — равнодушии к особенно тщательному обустройству земной жизни, безразличии к форме земного правления — тоже существенное проявление православия, осуществленного уже на уровне нового национального сознания.
Это же национальное сознание определяло и чрезвычайно высокий уровень патриотизма. Но в отличие, например, от той же Германии гордость возникала здесь не оттого, что ты — русский, а оттого, что ты православный, что твоя страна — хранительница истинных устоев христианства.
И в отличие от национального патриотизма, патриотизм этот действовал на другие нации иначе — не порабощая их, не подчиняя себе, а приобщая их к православию, вбирая их в православие, в русскость.
Именно православное сознание народа и обусловило ту трагедию, которая разыгралась в семнадцатом году. Идеи коммунизма были обманчиво близки идеям православной русскости. Ленин, Троцкий и их сподвижники, безусловно, обманывали массы, увлекая их не совсем теми идеями, которые предполагали осуществить на практике, но, обманывая, а затем и осуществляя свои подлинные замыслы, были вынуждены в известной степени корректировать их, приспосабливая под русское православное сознание, и не тут ли и надо искать источники их иррациональной ненависти к России вообще и к каждому русскому в частности. Со временем в истинных адептах большевизма, которые, и уничтожив церкви, не сумели разрушить русское православное сознание, эта «иррациональная» русофобия сделалась сущностной, превратив сами большевистские идеи в простой антураж.
Этот экскурс в историю необходим для понимания русского человека сорок второго года. Идеи большевизма были уже отторгнуты православно-русским самосознанием, и Сталин совершенно ясно понимал, что не поддерживаемый жестокой карательной системой большевистский режим потеряет всякое значение для населения оккупированных территорий. Поэтому своевременно были приняты меры, чтобы предельно обострить отношения населения с оккупантами. Многочисленные партизанские отряды совершали диверсии, цель которых, кажется, только в том и заключалась, чтобы вызвать ответные репрессии, и тем самым лишить русское население возможности искать и находить в немцах союзников, а не врагов. Замысел этот, если не принимать во внимание его поразительную — о какой лояльности правительству может тут идти речь? — бесчеловечность, можно отнести к самым гениальным изобретениям Сталина, и реализация его вполне уравновесила упущенную стратегическую инициативу. Население вынуждено было защищать ненавистный режим, поскольку оккупационный режим был еще более жестоким.
Нельзя сказать, чтобы немцы не поняли своей ошибки. Йозеф Геббельс еще 25 апреля 1942 года записал в своем дневнике, что правильнее было бы вести войну против большевиков, а не против русского народа. Увы… Мнение Геббельса так и не превратилось в четко выраженную политическую линию, поскольку противоречило самой сущности фашистской идеологии.
Тем не менее на уровне эксперимента идея эта прошла проверку. И проведен эксперимент был на Андрее Андреевиче Власове…
Опытным вермахтовским пропагандистам не составляло труда помочь пленному генералу освободиться от пут привычных, но по сути глубоко чуждых и ненавистных большевистских догм.
Столь же нетрудно было внушить погруженному в мрак отчаяния, но тем не менее сохранившему всю энергию честолюбия генералу, что нынешнее состояние его не только не завершение карьеры, а лишь начало ее. Но карьеры совершенно новой, карьеры — спасителя Отечества, России.
Все это понятно и объяснимо. Человек по своей природе устроен так, что может поверить в любое несбыточное мечтание, если реальность не оставляет ему места в жизни. Гораздо сложнее понять другое… Фашистов Андрей Андреевич Власов знал. Он освобождал от них города и села под Москвой, сам находился на оккупированной территории и не видеть, как относятся они к русским, не мог. Поэтому-то и не вполне понятно, как вермахтовским пропагандистам все-таки удалось убедить его, что немцы станут союзниками в борьбе за новую, небольшевистскую Россию.