В ночь на 1 января 1992 года цены были освобождены. Новоиспеченные магнаты ринулись делать деньги, а правительство и население вступили в борьбу за выживание. Отпуск цен вызвал разрушительную гиперинфляцию, так как поставщики и производители пытались компенсировать наследие плановой экономики — дефицит. В отличие от Польши, где после первой волны инфляции все быстро нормализовалось, Гайдара ждала конфронтация с макиавеллевским главой Центробанка Виктором Геращенко. Прежде он занимал видные должности в различных советских зарубежных банках, финансировавших операции КГБ, и теперь просто продолжал печатать деньги, невзирая на обстоятельства. Цены на потребительские товары выросли на 400 процентов и выше. Гиперинфляция серьезно пошатнула покупательную способность и лишила население последних сбережений, но Ходорковский и другие магнаты сумели выстоять. Через свои банки они получили доступ к твердой валюте и с легкостью переводили в доллары любые рублевые доходы.
Преуспели банкиры и на следующем этапе рыночной реформы — приватизации госпредприятий. Бывшие комсомольцы, воротилы черного рынка, организованные преступные группировки, агенты КГБ и директора госпредприятий были единственными игроками, кто успел перехватить денежные потоки и обладал солидными средствами для участия в так называемых массовых приватизациях. По словам Григория Явлинского, одного из самых принципиальных экономистов, выступавших за постепенное введение реформ, приватизация в условиях гиперинфляции лишь ускорила концентрации богатств в руках этой маленькой группы:
— Как можно проводить приватизацию, когда деньги исчезли как институт? В таком случае она может быть только преступной. Следующим шагом была преступная приватизация.
— Когда Гайдар начал приватизацию, все уже было конфисковано, — сказал политолог Глеб Павловский. — Самая большая ошибка премьер-министра была в том, что, приступив к реформам, он думал, что имеет дело с экономикой 1987 года. Но советской экономики к тому моменту уже не существовало.
Правительство Гайдара хотело сделать процесс приватизации общедоступным — рабочим раздавали ваучеры, которые можно было перепродать. Но чтобы выжить в условиях гиперинфляции, рабочие были вынуждены обменивать ваучеры на деньги или даже на хлеб.
Впрочем, самой легкой и крупной добычей магнатов стало предоставление банкам доступа к хранилищам наличности. Вместо того чтобы создать собственную казну, хранение стратегических средств российского бюджета на депозитных счетах государство доверило банкам, что стало для фаворитов Кремля схемой моментального обогащения. Они могли вложить миллионы государственных долларов в сверхприбыльные инвестиции или потратить их в приватизационных аукционах, а правительству оставалось сидеть и ждать, когда деньги вернутся. Жизненно важные программы — расходы на оборону, поддержка населения в опустевших регионах Крайнего Севера — замораживались, выплаты останавливались, а государство только раздавало пустые обещания. Правительство сидело на мели, а «молодые волки» от экономики изобретали хитроумные схемы, чтобы не платить налоги и таможенные сборы.
Новоявленные миллионеры оказались гораздо смекалистее своих наставников из КГБ и быстро адаптировались к новому рынку, превратившись в франкенштейновских монстров и обставляя своих создателей. Момент, когда контроль над экономикой безвозвратно перешел в руки магнатов, пришелся на середину 1995 года. Это был последний год перед первыми постсоветскими президентскими выборами. Казна правительства оставалась пустой, зарплаты и пенсии задерживались месяцами, рейтинги доверия Ельцину рухнули до ничтожных 6 процентов. Магнаты боялись возврата к коммунизму — в этом случае они лишились бы состояний и, весьма вероятно, свободы. Они давно присматривались к самым лакомым отраслям индустрии — крупным государственным промышленным предприятиям. Все уже приобретенное выглядело мелочью по сравнению с огромными ресурсами, все еще находившимися под контролем государства.
Велеречивый отпрыск советского дипломата Владимир Потанин стал одним из главных банкиров страны. Он изобрел, казалось бы, гениальную схему: предложил молодым банкирам помочь ельцинскому правительству серией займов в обмен на акции крупнейших предприятий страны. Магнатам передавалось управление предприятиями и предоставлялась возможность продать акции, если правительство не сможет вернуть займы. Когда эта идея была озвучена, наблюдатели посчитали, что ее шансы на успех равны нулю. Слишком велик, говорили они, потенциальный риск коррупции, ведь у банкиров были все возможности перепродать акции самим себе.