Люди с чистой совестью

Разведка доложила, что постоянного немецкого гарнизона в селе не было, но мост охранялся.

Командиры решили занять его с ходу, боем.

Переложив ящики с толом на лучшие повозки, прикрепили к минерам нескольких автоматчиков, и батальон на галопе ворвался в село. Но неожиданно движение застопорилось. Навстречу шло стадо. Бабы с удивлением смотрели на невиданное войско. Многие, уже не раз испытавшие немецкие облавы, кинулись в огороды. Мычали коровы, разгоняемые ударами плетей, и батальон рысью двинулся по кривой сельской улице. Из-за поворота блеснула река, а над нею навис виадук железнодорожного моста. Сейчас оттуда ударит очередь, а может, и скорострельная зенитка.

Кинув лошадей ординарцам, командир и начальник подрывников осторожно осматривались из-за угла хаты.

— Мост как мост. С двумя быками.

— Железный, не тронутый войной.

Но почему нет никаких следов усиленной охраны, ни окопов вокруг насыпи, ни дотов — танковых башен, применявшихся на северных дорогах немцами? Башни танков, установленные над окопом по краям насыпи, были серьезной помехой для партизан. Здесь этого нет. Не было колючей проволоки, опоясавшей подходы к мосту. Не видно было казармы для охраны.

Самый паршивенький мостишко на Ковельской дороге караулила рота, иногда батальон, а здесь, на довольно-таки важном мосту через реку Гнезна, всего в четырнадцати километрах восточнее областного города Тарнополя, не было никаких признаков сильной охраны.

— А говорили нам в штабе — дорога «першей клясы», — недоумевал, поглядывая то на мост, то на карту, подрывник Платон Воронько.

— Странно, очень странно! — ворчал по-стариковски Подоляко, передавая бинокль своему дружку.

— Неужели фашисты со станции успели предупредить охрану?

— Может быть, она скрылась где-то в стороне?

— Да. А попробуй, сунься. Полоснут огнем, когда станем мост занимать, так, что дорогу назад не найдешь.

Но разведчики уже успели поговорить со здешними мужиками и двоих, наиболее словоохотливых, притащили с собой во двор. Командир слушал их, не веря своим ушам. Выяснилось, что мост охраняется всего-навсего тремя постовыми из местной полиции. А караулят они поодиночке!

Пока командиры уточняли эти данные, минеры уже рассчитывали заряд для подрыва.

Воронько, одетый в немецкую форму, вытащил из повозки фуражку с пышным орлом, распростершим крылья на весь околышек, и нахлобучил ее на свой чуб. Щегольская фуражка с задранным передком и огромным блестящим козырьком сразу преобразила его. Он вразвалку, как бы нехотя, пошел к насыпи, осмотрел ее. Затем подал знак подрывникам. Они тоже взобрались на насыпь. Постояли. По мосту мерно шагал взад и вперед часовой. Вдали показался поезд, шедший на Тарнополь. Хлопцы пропустили его. Затем пошли к часовому. Ломая язык на немецкий манер, Воронько крикнул часовому:

— Комиссией прибываль на ваш мостишек. Проверяйт! — и пошел навстречу.

Два разведчика уже стояли по краям моста. На всякий случай они прислонились к железным балкам, держа автоматы наизготовку. До их слуха долетел лишь голос Воронько, что-то объяснявшего часовому.

Поболтав с часовым несколько минут и убедившись, что тот ничего не подозревает, Платон вернулся к насыпи. На ходу шепнул хлопцам:

— Часового не трогайте. В разговор не вступайте. К телефону не подпускайте. Если что заметите, — уложить на месте!

К минерам с таким видом, словно он главный в комиссии, деловито подошел Валя Подоляко. Только обильно струившийся из-под фуражки пот выдавал его волнение…

Спустя несколько минут к мосту подкатили две телеги, накрытые брезентом. Минеры четвертого батальона, опоясавшись шнурами, стали таскать на мост ящики.

Все тревожнее и тревожнее оглядывается на работу «комиссии» часовой. Но уже поздно. Рядом с ним стоят четыре человека. У двоих пистолеты зачем-то вынуты из кобуры и заткнуты за пояс, автоматы взведены, и хотя разговаривают они весело, но пальцы их лежат на спусковых крючках.

Часовой уже не отвечал на вопросы. Он обмяк, приуныл и тоскливо поглядывал то на реку, то на автоматы, направленные дулами в его живот. Круглое лицо его посинело. Он часто дышал, боясь хоть одним словом выдать свое волнение.

А на мосту кипела работа. Один пролет моста был опоясан ящиками. Детонирующий шнур соединял их. Когда же последний из оставшихся на мосту — Платон Воронько — зажег шнур и кивнул разведчикам, Подоляко небрежно крикнул дрожавшему часовому:

— Ну вот и добре! Комиссия кончила свою работу, Теперь — тикай!

Оцепенев, полицай не двигался.

— Ну, чего хлопаешь моргалками? Тикай! — крикнул Валя Подоляко.

И лишь когда он сам сполз на каблуках по крутой насыпи в канаву, часовой кубарем скатился на другую сторону.