Люди с чистой совестью

Раненый партизан — самая трудная и неразрешимая военная проблема. Даже в местных отрядах, где есть возможность организовать в лесной глуши партизанский госпиталь или на крайний случай оставить раненого в деревне у верных людей, — это не легкое дело. В рейдовом отряде вылечить или просто спасти жизнь раненого во много раз труднее. Единственная возможность отправить его самолетом на Большую землю бывает только к концу рейда, то есть раз в три-четыре месяца. А в самый трудный период ранения его возят за собой. Были выработаны строжайшие законы виутриотрядной морали. Раненым мы отдавали все. Командир или боец, оставивший раненого на поле боя, покрывал себя позором. В отдельных случаях виновных в таком преступлении расстреливали. Для раненых предназначались лучшие повозки, кони — самые выносливые, ездовые — самые опытные и умевшие править так, чтобы повозку не трясло. К одному тяжело или двум легко раненным прикомандировывалась девушка-партизанка. Ее обязанность при любых условиях (из-под земли!) достать раненому подушку, одеяло; кормить маслом, сметаной, печь для него белый хлеб и лепешки; и чтобы все это было без мародерства. Походные нянюшки (многим из них было пятнадцать — семнадцать лет) умели ласковым словом разжалобить сельских старух. Были среди девчат и такие, что даже божественные проповеди произносили в церквах. И потрясенные их красноречием семидесятилетние старухи жертвовали из своего приданого рушники и грубое крестьянское полотно. Оно, оказывается, лучше гигроскопической ваты, лучше корпии, если его продезинфицировать.

Но для этого опять же нужен автоклав.

Каким магическим способом Дина Казимировна сумела убедить Веласа, что от этой штуковины — автоклава — зависит жизнь раненых, я не знаю. Но он усвоил это крепко. И вот сейчас на все дело его жизни посягнул человек со званием врача!.. И этого человека поддерживали командиры!

Сидя под арестом, Велас жаловался часовому:

— Була б Динка — мы б этого в жизнь не допустили. Срамота! Отряд — и без автоклавы.

— Да на черта он тебе сдался? Раз приказывают…

— Эх ты… зелено-белено… Приказывают!.. А кому? Веласу? Мы еще первую медицину в отряде открывали.

Но здесь, на Карпатах, не было Дины. Она надломила здоровье на непосильной работе, свалилась в тифу и была эвакуирована с Князь-озера…

Мне было очень жаль старика.

Правда, теперь, в 1943 году, уже несколько врачей было в отряде.

Но что же делать с Веласом?

— Надо как-то их помирить, — сказал я комиссару.

— От я зараз их помирю, — решительно заметил Ковпак. — Пошли, Велас!

У Веласа блеснули надеждой глаза, и с удивительной прытью он пустился на гору.

— Показывай свою медицину! — скомандовал Ковпак в санчасти.

Велас взял на руки автоклав.

— Неси сюда, — Ковпак показал место на краю обрыва.

К ним подошли медсестры — Дуся Черненко, Галя Борисенко.

— Нужен для медицины цей самуварь? — спросил у девушек Ковпак.

— Конешно… Как в степях, то чего же… Нужен, конешно…

— А в горах обойтись можно?

— Можно, конешно.

Ковпак повернулся к хирургу.

— Иван Маркович, можно обойтись?

— Я сказал уже. Можно. Заменим кастрюлей, ведром…

— Ну, глядите…

И Ковпак с размаху ударил ногой по чану. Тот перекатился, загудел и с грохотом полетел по скалам в обрыв.

— Что, опять бомбят? — затревожились раненые.

— Лежите, лежите, хлопцы, — мимоходом успокоил их Ковпак.

А над пропастью стоял старый Велас, и на глазах его блестели слезы.

— Тоже… Так и сказал бы… Раз нельзя лишних коней, так и сказал бы. Можно було б на плечах, пока по силе возможности. А то сразу… От стрельнет фашист тебя, генерала, тогда узнаешь, как без а… а… асептики, будешь знать тогда, що есть партизанская медицина… Як черви заведутся… тогда не дуже забрыкаешь…

В штабе я внес предложение перевести Веласа из санчасти. Базыма согласился.

— Верно. Переведем от греха подальше. Старик он с мухами. Может натворить делов. Да и делать ему теперь в санчасти нечего. А куда его ткнешь?

— Давайте на радиоузел.

— Верно, дедок на медицине образовался малость. Пускай еще техники понюхает.

На этом и порешили.

Новое назначение пришлось Веласу по душе. Вот только развернуть в эфире свою деятельность ему не довелось. Не успел.

31

Противник неожиданно и крупными силами начал нажим вдоль долины Быстрицы. До трех батальонов с артиллерией навалилось на наш самый малочисленный отряд — отряд Кучерявского. Он держался два дня, затем стал понемногу пятиться. Обоз был реконструирован только наполовину, а уже встал неумолимый вопрос: куда двигаться дальше? Командование собрало штаб.

— Думайте, хлопци! Яки у кого есть варианты? Есть у кого? — спросил Ковпак.

— Мы ожидали наступления, но не так скоро, — сказал задумчиво Руднев.

— Можно через Рафайлову шарахнуть на юг, прямо в Закарпатье, а можно свернуть круто на восток и выйти к Пруту от так: на Делятин, Коломыю, Черновицы, — соображал над картой Базыма.

— Этот вариант наиболее подходящий, — оказал Руднев. — Какие еще? Горкунов, докладывай…

— Есть и третий вариант, — сказал помначштаба Горкунов.