Люди с чистой совестью

Так Юрка прибыл в отряд уже обстрелянным партизаном. В одном не повезло. Его отец — Семен Васильевич, комиссар грозного Ковпака, — лежал раненый. Рана была опасной. Мать не отходила от отца. Вместе с нею сидел и черномазый Юрка, не сводя смышленых глаз–маслинок с черноусого лица, забинтованного марлей. Иногда отец брал в руки карандаш и что–то быстро писал. Нет, разобрать косой, неровный почерк, да еще так быстро, Юрке было не под силу. Вот тогда–то он дал клятву, пионерскую нерушимую, учиться только на отлично. А сейчас нужно было по громким ответам матери понимать смысл их разговора. Однажды мать прочла записку и передала ее Юрке.

— Это тебе.

— Мне?

— Тебе. Ну, бери же.

Юрка схватил бумажку и прочел, волнуясь, по складам:

«Расскажи, как ты стал партизаном».

Партизаном? Значит, он и на самом деле партизан? А почему бы и нет… Ведь проскочили они тогда под пулеметным огнем. И он, Юрка, даже сидел на ноге у пулеметчика, чтобы тот не упал… Правда, стрелять из пулемета не пришлось… Но ведь могло быть так… что и пришлось бы… Ясно — могло быть!.. И вдруг пулеметчика убивают. Тогда за пулемет ложится Юрка и ведет огонь по фрицам… Нет, он еще не знал тогда пулемета… Пускай лучше — пулеметчика ранило… И он закрыл ему рану своей шапкой, пока мама…

— Чего же ты молчишь? Отец спрашивает… — шепнула мать.

Юрка даже вздрогнул от ее шепота, затем стал рассказывать… Из–под бинтов на него поблескивали черные глаза… Они иногда веселели. И Руднев делал движение, сдерживая смех, и сразу хватался рукой за простреленную шею…

— Ну, хватит, Юрка, хватит. Разошелся, — прервала недовольно мать. — Отцу больно…

Рука комиссара опустилась на черную головку сына…

Затем он взял карандаш.

«Кем хочешь быть?» — прочел Юрка. И, не задумываясь, звонко ответил:

— Хочу быть комиссаром!

Отец закашлялся. Мать зашикала и выставила девятилетнего «комиссара» за дверь. Но на этом дело не кончилось. Юрка не забывал этого дня…

Радик и Юрик были большие друзья. Но все же девять лет возраста разделяли их. Старший — бывалый вояка, подрывник–диверсант, участвовавший во многих делах разведчик, а меньшой — всего только пионер.

Вскоре наступила весна. Рейдирующий отряд Ковпака остановился на дневку в лесу. В семьях партизан было до трех десятков мальчиков такого же возраста. Из них и был организован новый «отряд». Вначале ребята несмело играли в партизаны. Затем начитанный Радик рассказал Юрке о лозунге Макаренко в колонии: «Не пищать!» А пищать до этого ребятишкам приходилось часто… Обоз бомбили немецкие самолеты. Во время боев ребята хотя и отводились «в тыл» — в густой лес или надежно обороняемое село, но все же шальные пули, мины и снаряды от вражеских автоматических мелкокалиберных пушек — «шпокалок» — залетали частенько. Ребята залезали под повозки и, уткнувшись в материны подолы, ревели со страху. После организации Юркиного партизанского отряда во время боев категорически запрещалось плакать. За редкие исключения виновный наказывался «грушами», «орехами», «сливами», а то и изгонялся из отряда.

Научившись не пищать, ребятишки приобрели воинственный вид. В свободное от боев и маршей время «отряд» проводил всяческие боевые упражнения, с каждым разом все более сложные и шумные. С громким «Ура!» ходили в атаку на подорванный в Спащанском лесу немецкий танк, «забирали в плен» заблудившуюся в лесу бабу вместе с коровой, а однажды приволокли неразорвавшийся немецкий снаряд и стали в нем ковыряться. Только случайно проходивший мимо Сапер–Водичка спас ребят от неминуемой смерти или увечья.

С Юркиным отрядом не было сладу. Отцы виновато качали головами, когда Ковпак, обижаясь на шум, приказывал им приструнить ребят. Коллективная дисциплина отряда была, видимо, сильнее их отцовской. А «комиссар» выдумывал все новые и новые военные похождения. В этом исподтишка помогали ему Радик и разведчики Хапка, Черемушкин, Усач. Со скуки на стоянках они были непрочь позабавиться и науськать ребятишек на мелкие проказы.

Пришлось за это дело взяться самому Ковпаку. Он как–то вызвал через связного Юрку. Вместе с сыном пришла обеспокоенная мать.

— Что–нибудь опять натворил, Сидор Артемьевич?

— Ничего не натворыв. Я его одного вызывал, Доминикия Даниловна.

Руднева, удивленно пожав плечами, отошла в сторону.

— Почему не рапортуешь?

Юрка, склонив голову набок, недоверчиво заглянул под нахмуренные брови Ковпака. «Разыгрывает или серьезно…» Глаза под бровями не смеялись… Храбрость Юрки мигом исчезла, и он едва слышно пролепетал:

— Явился по вашему приказанию, товарищ командир.

— Так… Не бойкий комиссар… А ну, еще раз по всей форме…

Юрка откашлялся и гаркнул во все горло.

— Теперь подходяще… Ну, ще. Доложи про свой отряд…

— А чего докладывать?

— Как воюете? Какие с вас партизаны?

Мальчишка молчал…

Откуда–то узнав о происходящем из–за кустов выглядывали Юркины «партизаны».

Ковпак, делая вид, что не замечает их, начал учить «комиссара»:

— Ты что думаешь, партизаны одним шумом против немца воюют? Ага?.. Совсем даже наоборот. Если б по–такому ваши батьки воевали, уже давно тю–тю — отряд разбили бы.

Тут уже Юрка не вытерпел: