Люди сорок девятого (СИ)

"Какого черта, что я здесь делаю?" - мелькнуло у него в голове, и он уже собирался повернуться к вороному и сесть в седло, но вдруг почувствовал, как мир неуловимо меняется вокруг него. Что-то странное было в морозном воздухе, что-то необычное творилось вокруг: его слух уловил едва слышный, но навязчивый и все нарастающий звук. Линдейл замер, не в силах двинуться с места. Это была песня на языке века назад исчезнувших племен, древняя, как мир и обращенная к давно уснувшим духам этой земли, предназначенная разбудить их от тысячелетнего сна. Первыми голос услышали сосны: они потянулись из чистого белесого снега и в доли секунды выросли до небес: толстые прямые столетние стволы. Линдейл с размаху залепил себе затрещину, звон в ушах заглушил голоса в его голове, но через мгновение утих, а песня все звучала, настойчивая и ясно слышимая, наполняя воздух, заполняя все пространство между деревьями, весь мир, до самых звезд, а может, и дальше.

Что-то случилось с его зрением, да и с головой тоже, даже скорее с головой: мысли путались, пейзаж вокруг смазался и поплыл во мрак, луна померкла, и, когда Джон протер свои глаза и, пару раз моргнув, уставился в пустоту, он уже не был одинок. Вокруг и сквозь него сновали быстрые смутные тени, задевая его краями невесомой одежды. Они ходили, сидели, плясали под заунывное пение и удары бубна, не обращая внимания на постороннего, будто это не они были фантомами, а он, и, наверное, для их мира все обстояло именно так. Сам Джонатан Линдейл не мог бы сказать в данный момент, какой из миров настоящий, как не мог утверждать того, что действительно существует сам. Отблески скрытых костров мерцали на стволах и снегу, наполняя лес трепещущей жизнью; его сердце колотилось в такт длинной песни, все слова которой ему были вдруг удивительно понятны, хотя языка он не знал...

Одна тень приблизилась вплотную, внезапно обретя плоть и кровь, и перед Линдейлом возник шаман с темными, как бездонные ущелья глазами. Он кружился вокруг Джонатана, как ночной мотылек, не оставляя в снегу следов, завывая и стуча в бубен костью бизона, а потом внезапно замер, указывая той же костью куда-то в сторону. Медленно повернув голову, Линдейл сперва ничего не увидел, и обернулся к шаману, желая получить разъяснения, но того уже не было рядом: он исчез без следа, а спрятаться было негде, и человеку ничего не оставалось, как снова посмотреть в указанном направлении. Внезапно в пляшущих тенях на зыбкой грани освещенного пространства, за которым безраздельно царила тьма, он увидел знакомое, иссеченное шрамами, лицо и быстро пошел к темному силуэту. Солдат шагнул вперед, резко вытянув руку, и Линдейл остановился, подчиняясь этому жесту. Между ними скользили прозрачные тени, снег мерцал и переливался, вспыхивая то тут, то там ярким огнем; весь мир существовал в постоянном движении.

- Я попрощался, - сказал Линдейл, и слова вылетали откуда-то из глубины его существа, не то чтобы помимо воли, но как-то неожиданно. - Почему ты вернулся? Хочешь все-таки получить ту работу в баре?

Песня индейцев дробью стучала в барабанные перепонки, погружая в состояние, отчасти напоминающее транс, с той лишь разницей, что разум Джонатана был кристально чист.

- Мы всего лишь странники в бесконечном космосе... - негромко произнес солдат. - Вот и ты все блуждаешь по неведомым дорогам...

- Что ты хочешь этим сказать? - насторожился Линдейл и, пожалуй, впервые с момента взрыва, за его грудиной зародился холодный сгусток страха.

- Время не бесконечно, - пояснил солдат. - Твое - в особенности, и надо замаливать грехи и творить добро сегодня, ибо никто не ведает ни дня, ни часа, и завтра может уже быть слишком поздно... Пока тебе везет, Джон, но долго так не продлиться. Ты получишь второй шанс, если повезет, но часы тикают, и потерянных секунд уже не вернуть.

- Второй шанс, - Джон через силу заставил себя улыбнуться, его почему-то не удивило то, что солдат знает его имя, и голос его звучал твердо, хотя в нем звенели глубоко впаянные, застарелые ненависть и боль. - Зачем он мне? Разве у меня осталось что-нибудь, ради чего стоит жить? Ничего, кроме боли, солдат, и так день за днем. Я готов отвечать за то, что когда-либо совершил, я не снимаю с себя ответственности и готов расплатиться за каждое деяние. У меня отняли все, кроме ставшей никчемной жизни. Что ж, хорошо, я нарушил Закон, хладнокровно убив шестерых, если не считать тех, на войне. Мы квиты. Так с какой радости кому-то давать мне второй шанс? Зачем?

- Ты спас ребенка, - холодно сказал солдат. - Можно исправить положение или его усугубить, зависит от тебя, но имей в виду: не успеешь - тебе никто не поможет. В любом случае, меня ты больше не увидишь.

Он отступил на шаг и исчез, слившись с тенями, став одной из них. Линдейл протянул было руку, чтобы его удержать, но пальцы, схватившиеся за край мундира, поймали лишь пустоту.