Люди сороковых годов

- И какую чепуху все высокопарную несет! - произнес Вихров.

- Ну, да это-то уж бог с ней: все мы, женщины, обыкновенно мыслями страдаем; по крайней мере держала бы себя несколько поскромнее.

Покуда шла таким образом жизнь в Воздвиженском, больше всех ею, как и надобно было ожидать, наслаждался Женичка. Он целые дни путешествовал с Симоновым по полям и по лугам. В Петербурге для укрепления мускулов его учили гимнастике, и он вздумал упражняться этой же гимнастикой и в деревне; нарисовал Симонову столб, на который лазят, лестницу, по которой всходят; Симонов сейчас же все это и устроил ему, и мало того: сам даже стал лазить с ним, но ноги у него были старческие, и потому он обрывался и падал. Особенно Женичку забавляло то, когда Симонов, подражая ему, лез на гладкий столб - и только заберется до половины, а там не удержится и начнет спускаться вниз. Женичка покатывался при этом со смеху; одно только маленькому шалуну не нравилось, что бочажок{397}, куда он ходил купаться, был очень уж мелок.

- Симонушко, пойдем на озеро и там покупаемся! - сказал он ему однажды.

- Нет, что там купаться - грязно да и тинисто очень, - возразил ему Симонов. - А вот лучше что!.. - продолжал старый запотройщик. - Ужо вечером выпроситесь у маменьки и у дяденьки на озеро - на лодке с острогой рыбу половить.

- Ах, это отлично! Я сейчас же и попрошусь! - воскликнул Женичка и с разгоревшимися уже глазами побежал в горницу.

- Дядя, мамаша! - кричал он. - Отпустите меня сегодня вечером с острогой рыбу ловить.

- Что такое, с какой острогой? - спросила Мари, совершенно не поняв его просьбы.

- Мы, мамаша, рыбы вам наловим, - толковал ей мальчик.

Мари все-таки не понимала.

- Это действительно довольно приятная охота, - принялся объяснять ей Вихров. - Едут по озеру в лодке, у которой на носу горит смола и освещает таким образом внутренность воды, в которой и видно, где стоит рыба в ней и спит; ее и бьют острогой.

- Отпусти, мамаша! - приставал между тем к Мари ребенок.

- Нет, одного тебя пустить неудобно, - возразил ему Вихров, - потому что все-таки будешь ночью один на воде.

- Но я, дядя, с Симоновым поеду.

- Все это я знаю; но вот что, Мари, не поехать ли и нам тоже с ними? проговорил Вихров; ему очень улыбалась мысль проехать с ней по озеру в темную ночь.

- Хорошо, - отвечала она.

- Ну, поди же и позови сюда Симонова, - сказал Вихров Женичке.

Тот благим матом побежал и привел с собой за руку старого воина.

- Вот видишь что... - обратился к тому Вихров, - пойди и найми ты нам лодку большую, широкую: мы хотим сегодня поохотиться с острогой.

- Теперь отличное время-с, самое настоящее! - подхватил с удовольствием Симонов.

- Ну, так ступай!

- Слушаю-с! - отвечал Симонов и проворно ушел.

Женичка выпросился вместе с ним на озеро и побежал за ним.

Вихров и Мари снова остались вдвоем.

Героя моего последнее время сжигало нестерпимое желание сказать Мари о своих чувствах; в настоящую минуту, например, он сидел против нее - и с каким бы восторгом бросился перед ней, обнял бы ее колени, а между тем он принужден был сидеть в скромнейшей и приличнейшей позе и вести холодный, родственный разговор, - все это начинало уж казаться ему просто глупым: "Хоть пьяну бы, что ли, напиться, - думал он, - чтобы посмелее быть!"

Женичка, впрочем, вскоре возвратился и объявил, что все было нанято, и только оставалось желать, чтобы это несносное солнце поскорее садилось; но вот и оно село. У крыльца стояла уже коляска парою; в нее сели Женичка, Вихров и Мари, а Симонов поместился на козлах. Сей почтенный воин выбрал самое сухое место, чтобы господам выйти и сесть в лодку, которая оказалась широчайшею, длиннейшею и даже крашеною. Лодочник стоял на носу. Вихров сел управлять рулем. Мари очень боялась, когда она вошла в лодку - и та закачалась.

- Да садитесь около меня, рядом со мной, - сказал ей Вихров.

Мари села. Лавочка была не совсем длинная и просторная, так что Мари совсем прижалась к Вихрову, но все-таки боялась.

- Погодите, я стану вас поддерживать, - сказал он и взял ее легонько за талию.

Однако Мари все еще боялась.

- Ну, дайте и руку вашу.

Мари подала и руку.

Женичка, как только вскочил в лодку, сейчас же убежал к лодочнику и стал с любопытством смотреть, как тот разводил на носу огонь. Симонов, обернувшись спиной к Вихрову и Мари, сел грести. Лодка тронулась.

Мрак уже совершенно наполнил воздух; на носу лодки горело довольно большое пламя смолы.

- Мамаша, в воде все видно! - кричал Женичка, смотря в воду. - Вот, мамаша, трава какая большая! А это, мамаша, рак, должно быть?

- Это рак, - подтвердил лодочник. - Тише, барин, не кричите, - прибавил он вполголоса, - это щука, надо быть, стоит!.. Какая матерая - черт!

- Мне ее и колотить? - спросил мальчик шепотом.

- Нет, уж я лучше, а то она у вас увернется, - проговорил лодочник и мгновенно опустил острогу вниз.

Щука сейчас же очутилась после того на поверхности воды; Симонов поймал ее руками; Женичка вырвал ее у него и, едва удерживая в своих ручонках скользкую рыбу, побежал к матери.

- Мамаша, смотрите, какая щука! - кричал он.