Люди удачи

– Осталось всего четыре дня. Неужели они правда могут принять решение так поздно?

– Они могут принять его хоть накануне ночью, если захотят, и утром в восемь объявить мне, чтобы готовился.

– Это же пытка.

– Да.

– Я хотела принести тебе домашней еды, но мне не разрешили. У тебя нездоровый вид, милый.

– У тебя тоже.

Она вытирает нос платком:

– Да это пустяки, я подхватила от мальчишек простуду, вот почему не привела двоих других, они все еще чихают.

– От этого мне легче.

– Почему?

– Потому что это значит, что ты надеешься, иначе привела бы их.

Она пожимает плечами:

– Может быть.

– Я все еще ношу надежду, Лора.

– Как всегда, Муди, ты всегда говорил, что все уладится. Слишком уж много было этих проклятых надежд.

– Таким я создан.

– Я тоже постараюсь так думать. Ты был лучшим, что случилось в моей жизни, ты знаешь это?

Махмуд ныряет лицом в открытые ладони.

– Все эти мелочные препирательства, ссоры из-за денег или твоей ревности – они ничего не значат. Вряд ли я смогла бы любить кого-нибудь так, как ты любил меня. Ты выбрал зеленую девчонку из Уэльса и помог ей почувствовать себя королевой Англии. А я не поняла, как может кто-то любить меня настолько сильно, потому и сбежала. Глупая была.

– Перестань, Лора, с прошлым покончено, теперь это неважно.

– Я хочу, чтобы ты знал, что Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Ты слышишь? Я люблю тебя. – Она почти выкрикивает эти слова. Потом шепчет на ухо Омару, и он с улыбкой прикладывает ладошки к стеклу и крепко прижимается к нему губами.

– Я люблю тебя, папа.

Махмуд целует маленький отпечаток, оставленный губами сына. Оглядывается через плечо на шотландца, который стоит, отвернувшись.

– Мамочка, и ты меня тоже поцелуй.

Лора поднимается со стула, и их губы сходятся по обе стороны тонкого стекла в их первом настоящем поцелуе с тех пор, как она ушла от него в Халле.

– Я всегда влюблен в тебя, Лора Уильямс.

– Меня зовут Лора Маттан.

– Лора Маттан, кальбигейга.

– Что это значит?

– «Мое сердце» на моем родном языке. Лора, послушай, если они сделают это в среду, если правда решат, я хочу, чтобы ты была сильной, смотрела за моими мальчиками, как если бы ты была им и мать, и отец, и не дала им забыть меня. А когда они подрастут, скажи, что я умер в море, потому и некуда прийти ко мне на могилу.

– О, Махмуд, любовь моя. – Она прижимается лбом к стеклу, и он делает то же самое.

– И еще слушай, если эти люди здесь убивают меня, ты меня оставляешь здесь, пока не находишь человека, который убил ту женщину. Даже если понадобится пятьдесят лет.

Она кивает.

– Но не волнуйся, Лора, они меня не убьют.

Надзиратели сменяются, когда Махмуд возит ложкой в утренней миске с овсянкой, пытаясь пробудить в себе аппетит к серому склизкому месиву.

– Я тут подумал, что это тебе может понравиться… – Перкинс ставит на стол белую картонную коробочку.

Махмуд переводит взгляд с коробки на Перкинса.

– Зачем? – говорит он и тянется одной рукой к крышке, поглаживает вычурный тисненый герб на ней.

– Да просто подумал, что ты уже шесть месяцев питаешься тюремной едой и, наверное, не прочь для разнообразия отведать чего-нибудь другого.

В коробке лежат два кремовых пирожных-трубочки, кристаллики сахара поблескивают на слоеном тесте, густой желтый крем и джем чуть не вываливаются из рожков. При виде них рот Махмуда наполняется слюной, но он закрывает коробку и придвигает ее к себе.

– Потом ем, после обеда.

Он не знает, благодарить за пирожные или нет – сомалийца он бы не стал, – но Перкинс стоит так, будто чего-то ждет, так что он бросает ему «спасибо», только чтобы он сел и успокоился.

– Я играю с вами в покер после завтрака?

– Не знаю, выдержу ли я очередной проигрыш, но если ты хочешь…

– На этот раз я слегка, – обещает Махмуд, поднося ложку к губам.

Уилкинсон приносит стопку местных газет, прошедших цензуру, их страницы изрезаны, словно там упоминалось об убийстве или апелляции Махмуда.

– Первым глянешь страницы с бегами? – спрашивает Уилкинсон, хлопая по столу номерами «Эхо», «Мейла» и «Таймс». – Я прямо как ты заговорил! Вот ведь чертовски заразная штука. – Он смеется.

Махмуд тоже усмехается:

– Следующим назовут дикарем вас тоже.

В коридоре раздаются глухие шаги, но Махмуд прислушивается к ним лишь краем уха, поглощенный покером с надзирателями, которые играют азартнее обычного. Махмуд поставил одну из трубочек с кремом и теперь боится, как бы не проиграть ее. Спустя несколько мгновений дверь открывается, входит начальник тюрьмы в сопровождении его секретарей.

Перкинс и Уилкинсон роняют карты, которые они так старательно прятали – видно, что комбинация у них проигрышная, – и встают навытяжку.

Махмуд тоже медленно поднимается.

Начальник тюрьмы глядит ему прямо в глаза, у него в руке телеграмма.

– Махмуд Хуссейн Маттан, ваше прошение о помиловании, обращенное к министру внутренних дел, отклонено. Вы будете казнены за убийство мисс Вайолет Волацки в среду, третьего сентября, в восемь утра. Да помилует Господь вашу душу.