Люди удачи

В ту ночь тело Махмуда выиграло спор – как и в следующую, и следующую за ней, пока запасы угля не пополнили, груз не спустили в трюмы, и в последнее утро в порту ему пришлось попрощаться с лихой бразильянкой. Потом пришла очередь азартных игр, когда благодаря удаче новичка он поставил десятку и выиграл сотню за покерным столом в Сингапуре. От этого он возбудился сильнее, чем даже от алкоголя и женщин, и понял: вот что станет для него отравой. Он остался посмотреть, как играют другие, пообещав себе, что сам не станет, но потом все-таки сел и выложил на узкий деревянный стол десять фунтов, затем двадцать и в конце концов все, что у него было. Повара-китайцы, за которыми он увязался, так и просидели всю ночь, борясь со сном с помощью все новых и новых тарелок жаренной в масле еды и стопок виски. Желтые лампы дневного света зудели, в голове у него шумело от усталости, но он смотрел, не отрываясь, как старый повар – с томной от опиума цзиню

на колене, которая подбадривала его, почесывая пятнистую лысую голову острыми черными коготками, – сгреб в неряшливую кучу наличные и украшения. Их хватило бы, чтобы сразу бросить работу, но старик даже не улыбнулся. Стряхнув с колена девчонку, он раздал по купюре каждому из сидящих за столом и на негнущихся ногах побрел обратно на корабль по широким, пустым, рассветным улицам, неся выигрыш в коричневом бумажном пакете. Задняя комната, где они провели ночь, быстро превратилась в ночлежку, тем временем снаружи первые лоточники уже расхваливали свой товар. Он был единственным чернокожим в этой компании, но никто не обращал на это никакого внимания и не прогонял его. Игроки сонно плюхались на пол или засыпали за столами, уткнувшись себе в грудь или в сгиб руки, как вороны суют голову под крыло. Махмуд поплелся следом за выигравшим и вернулся на свой корабль с красными глазами, пустыми карманами и ощущением свершившегося чуда.

Внезапно оказалось, что необходимость зарабатывать себе на жизнь не относится к неизбежным. Можно зарабатывать – или не зарабатывать, а просто однажды ночью сгрести в карман столько денег, чтобы положить конец каторжному труду, сердитому начальству, четырехчасовым вахтам, забастовкам, потере сил, длительным периодам безработицы. Можно стать самому себе хозяином, каждый день отправляться куда захочется и заниматься чем вздумается. Он обрел новую мечту, но на этот раз ничего не мог сделать ради ее осуществления: фортуну нельзя подталкивать или встряхивать, чтобы разбудить, – ей приходится предоставить свободу действовать, когда и где она пожелает. Но, черт побери, слишком уж долго медлила эта сука и слишком жестокие разочарования ему приносила. Какой смысл ему торчать здесь по обвинению в убийстве, которое ни хрена к нему не относится? Что это вообще за участь? А какой-нибудь сволочи не только сойдет с рук убийство, но и, наверное, достанется большой куш на скачках. Ну и где он сейчас, этот дерьмовый убийца? Небось нежится в объятиях своей женщины, и плевать ему на весь мир. И никаких шансов, что он прибежит каяться и признавать вину – нет, какое там. На это Махмуд даже не надеется. Ему нельзя полагаться ни на свидетелей, ни на адвокатов, ни на судей, ни на судьбу. Только на Аллаха. Он омыл свою душу и теперь с чистым, истинным сердцем может умолять Бога о справедливости. Всего лишь о справедливости. Он не ждет, что ему простят его грехи, – лишь бы не пришлось расплачиваться еще и за чужие.