Люди в летней ночи

— Молоденькой-то она была хорошенькая и попала служанкой в Тампере к одному богатому старому холостяку, который взял да и влюбился в пригожую деревенскую девчонку, разумеется, и она ему ответила тем же, но потом, летом, он поехал в санаторий и окочурился там в одночасье. К счастью, София была с ним официально помолвлена, и это удалось доказать в суде, так что, когда сын родился, ему выплачивали пенсию до совершеннолетия. Где-то в мире София вторично вышла замуж, даже в Америке побывала — теперь она вдова и живет в доме, где и родилась. Дочке ее идет второй десяток. У Софии есть пианино, привезенное из Америки, немного земли, корова и несколько кур. Так что теперь знаешь, на тот случай, если пойдешь туда, и свободно можешь пойти, я и сам там бываю. Она часто собирает толоку, иначе ей с полевыми работами не справиться, хотя хозяйство и невелико, и тогда там устраивают танцы — если нынче летом на полях вообще можно собирать толоку или хотя бы танцевать — ох-ох, э-эх, да-да. Кофе-то у тебя еще теплый?

День прошел чудесно. У профессора и впрямь были «свои привычки», но требования его были весьма умеренными, так что иной раз Силье бывало странно и неловко, когда он хотел делать сам такое, что могла сделать служанка. Хорошо прошли и следующие дни. Ждали гостей, но никто, кроме барышни Лауры, дочери профессора, так и не приехал. С нею приехала еще какая-то тихая девушка, которая пробыла лишь несколько дней. Про семейство зятя ничего не было известно и позже; о нем и его деятельности лишь говорили немного таинственно.

Но вблизи Рантоо, на краю деревни находилась Раухала — старая усадьба, земли которой были проданы, и лишь большой серый главный дом оставался выморочным, и бывшая хозяйка сдавала его на лето дачникам. Там селились пять-шесть человек, все из разных мест, и жили кто сколько хотел, уступая затем место следующим приезжим. Та старая хозяйка была хорошей знакомой Рантоо, и когда она устраивала своим гостям вечеринки, то всегда звала всех живших в доме профессора, и вот так им, особенно барышне Лауре, доводилось общаться с жильцами Раухалы.

Однажды вечером Силья пошла в Кулмалу, у нее было поручение от хозяев, но не очень спешное. Дорога вела сначала через хутор Камраати, затем шла под старой дикой яблоней, пока наконец плоская крыша Кулмалы и печная труба на ней не возникли перед глазами путницы. Поскольку это была единственная труба дома, из нее постоянно поднимался знакомый дымок. Пройдя совсем немного по деревенской дороге, старомодно обсаженной с обеих сторон кустарником, она оказалась перед воротами, у одного из столбов которых, как всегда весной, цвела старая, развесистая черемуха, а у другого преогромный куст глухой смородины. За ними был двор и в другом его конце — дом. Между кустиками ромашки и травы-муравы вырисовывались три непременные узенькие дорожки: одна к хлеву, другая к амбару и третья к деревенской дороге. Силья взошла на крыльцо, куда навстречу ей вышла София. И впервые взор этой девушки засверкал в сенях Кулмалы, а затем и в гостиной. Позже там происходили замечательные и очень важные для Сильи события. Теперь же там царили уютные сумерки. Рядом с гостиной была кухня и маленькая горница, в которой София и угостила чем бог послал. Пианино было на лето выставлено в гостиную. Дочка, Лайни, подбирала на нем знакомые танцевальные мелодии и народные песни. Из очага плиты на кухне дым иногда начинало тянуть в дом. Тогда открывали окно, и какой-нибудь ближний сосед, случайно шедший мимо, замедлял шаги, чтобы послушать вальс Лайни.

Силья сидела в кресле-качалке и наслаждалась, ощущая доброжелательность всего вокруг. Ее красноватое платье, поблескивающие волосы и карие глаза восхищали даже Софию, которая уже знала истину о происхождении Сильи. Все разговоры были такими, что вызывали улыбку, и при этом на левой щеке девушки возникала маленькая ямочка. Силья сидела, привольно опираясь на подлокотники, платье обрисовывало формы тела, входящего в пору полного расцвета. Поскольку Силья и София оставались одни, можно было держаться и говорить как хотелось, не стесняясь проявлений своей сути.

Позднее в том же самом кресле-качалке сиживали и дачники из Раухалы, они тоже охотно приходили в Кулмалу. София даже иногда кричала им, чтобы зашли, когда те прогуливались по дороге. Кто-то из них умел играть на фортепьяно и принялся учить этому Лайни. Другие смотрели, как София доила свою корову и поила теленка. В июле стал уже делаться заметнее и лунный свет. Тогда во дворе Кулмалы и возле дома возникла особая эмоциональная атмосфера. Старик хозяин Камраати рассказывал, как тут жили раньше. «Небось ты, Матти, это еще помнишь», — сказал он как-то профессору, когда тому случилось сидеть с ним рядом на лавочке во дворе Кулмалы.

В первой половине июля провести в Раухале лето приехал Армас, молодой господин, фамилию которого Силья так никогда толком и не смогла узнать, хотя именно этот молодой человек значил именно для нее больше, чем для кого-либо другого в этих местах — и более, чем кто-либо другой где бы то ни было.