Люди в летней ночи

Поздоровавшись теперь с Сильей за руку, капитан сказал другим господам в штабе: «И такое сокровище вы гоните в лагерь для пленных… Советы этой барышни были хорошими и точными, и если бы тогда то обещание дал я, а пс мой товарищ, то теперь не оставалось бы иного, как предложить ей идти к попу, — но я к тому же и несвободен, увы. А Фредстрёму уже не выполнить своего обещания: он лежит с простреленной головой где-то между Тампере и Вилппулой… А тогда все висело на волоске, и черт знает, как бы все обернулось, не окажись тот старикан-красногвардеец возле ворот столь беспечным. Но он согласился покурить с нами, и тогда Фредстрём молниеносно схватил его же винтовку и проткнул старика штыком, как салаку. Тот и пикнуть не успел — рухнул на землю, а мы рванули вперед, словно за нами черти гнались… Но зато с белым часовым нам пришлось туго, он не хотел верить, что мы не разведка красных, и все хотел застрелить нас на месте, а потом — руки вверх! — так и вел нас под ружьем… Да-а… Но вот барышня в тот вечер нам помогла, еще раз большое спасибо… А эти мужики — кто такие? И разве это не хозяин того хутора? Конечно он; послушайте, у вас такая сварливая баба там, дома, вот кого бы притащить сюда, а не эту девушку, достойную медали, и если я выживу, она ее получит».

Снова началось разбирательство, и на сей раз Силья говорила гораздо больше, чем давеча. Она сперва подробно рассказала, как провожала тех двоих, затем о хозяйке и хозяине, что они, насколько она знала, не были замешаны ни в чем таком: свинью красногвардейцам действительно отвезли, но хозяину ведь заплатили за нее. Затем она рассказала обо всем, что пережила и слышала той ночью и в штабе Ринне, и возвращаясь оттуда. Высказала и свое мнение о Телиниеми, и… тут ей вспомнился сенной сарай… Она сбилась и на миг примолкла, так что Сантала уже успел сказать: «Ага-а!» Но тогда Силья, скрепив сердце, продолжала говорить, и все это ложилось тяжкими обвинениями на Санталу.

— А вы-то, собственно говоря, кто такой? — строго спросил капитан Санталу.

За Санталу ответил, слегка досадуя, комендант, на что капитан сказал:

— Не лучше ли будет Сантале вернуться в свою Санталу, или Ср…нталу, сидеть там и не высовываться!

— Да, Сантала может идти, если понадобится, вызовем.

— Но этот Телиниеми, он же порядочный человек, что с ним стало? — спросил капитан.

Кто-то предположил, что он, наверное, бежал с красными. Силья помалкивала. Затем расследование было закончено — Киерикке предложили полученные за свинью деньги сдать в фонд шюцкора, поскольку он все же как-никак имел дело с красными, а те обыкновенно отбирали свиней бесплатно. И тогда Силья попросила капитана поговорить с нею без посторонних.

— Я иду в ту же сторону, поговорим по дороге. Пошли.

Хозяин ехал в санях один, Силья и капитан шагали впереди. И только тогда, все еще смущаясь и колеблясь, Силья смогла рассказать о Телиниеми, про то, как у него дома и какой он сам добрый, жизнерадостный, и поклялась, что Телиниеми ну никак не мог участвовать в убийстве Куркелы. Она попросила капитана устроить так, чтобы Телиниеми смог без опаски выйти из своего укрытия, известного Силье.

Капитан смотрел на девушку с удивлением и без прежней теплоты.

— Этого я не могу обещать наверняка, это решит суд, но во всяком случае нужно, чтобы он вышел из своего тайника, иначе… — Капитан не закончил фразу, но Силья поняла, что имелось в виду. На глазах у девушки выступили слезы, и она продолжала умолять капитана сделать, что можно, чтобы снасти Телиниеми. В таком положении оказалась теперь Силья.

— Если подтвердится все, что вы о нем говорили, то не думаю, чтобы его жизнь была в опасности. Но и просто так его на свободу, очевидно, не отпустят. Я прикажу послать с вами двух солдат, которым вы покажете, где прячется Телиниеми, они приведут его сюда, а я заступлюсь за него в штабе. Иного я сделать не могу.

И он тут же начал действовать. Они уже подошли к лагерю для заключенных, капитан жестом подозвал к себе ближайшего часового и дал ему указания. Затем он остановил Киерикку, который как раз успел подъехать. Из дома в лагере вышли двое мужчин с винтовками, оба издалека, по виду северяне, оба с недобрыми лицами. По раскисшей дороге медленно двинулись вперед, лошадь с трудом тащила сани, полозья скрежетали по оголившемуся песку; иногда сани, дернувшись, устремлялись вперед, в тех местах, где на дороге был лед.

У хозяина с солдатами уже успел завязаться разговор. «Вам, здешним, надо бы — мы-то двинемся дальше — прочесать леса, там могут прятаться эти красные». — «Да они и сами оттуда выйдут, когда надоест», — сказал Киерикка. «Так-то оно так, но нечего их жалеть и оставлять там, зря только жрут». — «Но ведь и заключенные едят», — заметил Киерикка. «А никто не приказывает держать их в заключении», — хмуро сказал северянин, «И то — еще удерут», — добавил другой.