Люди возле лошадей

В наших беседах старик развивал свой взгляд на одомашение лошадей: «Оне видють нас в семь разов больше». «Как это?» – спрашиваю. Ответ: «Будто мы их ростом выше, не то стали бы нас слушаться!» Толковали мы с ним на его любимую тему – международную политику. На столбе возле коровника, ранним утром, в шесть часов начинал громыхать репродуктор, пастуха интересовало, как идет война в Корее и что с трибуны ООН заявил Трюгве Ли. Однажды разговор наш был прерван появлением воза с сеном. На самом верху, держа вожжи, сидел мужик, вертел головой, подавая нам знаки сообщить ему, что совершается позади стога. Воз миновал нас и мы увидели кадр из кино «Волга-Волга», поцелуи и даже более того. Бабель мной был ещё не читан, но задним числом могу сравнить с рассказом «Мопассан». Старик, всматриваясь, восторженно выкрикнул матерное слово и обратился ко мне: «Вижу, ты не ругаешься. Молодец! Не ругайся».

Двинулся я к дому. Дорога шла через луга. На горизонте стоял лес. Трещали кузнечики и, казалось, они высекают солнечный свет. Проходил мимо пруда. Спокойный стеклянистый покров отражал небо, облака, деревья, склонившиеся над водой. С мостков у берега прыгнул дачник. Разбил «зерцало вод», брызгался, фыркал, плавал энергичными бросками, высовываясь чуть не наполовину из воды. Было хорошо. Легко и свободно. Время проходило счастливо!

* * *

«Правильно ты написал, – сказала Антонина, учительница, – у нас счастливая жизнь» Однако мое сочинение лежало перед нею на столе без отметки. «Пусть родители придут в школу», – Антонина велит. Отец уже был исключен и снят, перед нашими окнами маячили фигуры в черных пальто, знакомые начали нас сторониться, один при встрече бросился бежать от матери. «Будь благодарен, что у тебя учительница – вторая мать» – сказали вернувшиеся из школы родители. Учительница, она же классный руководитель, в отличие от издательского сотрудника и завкафедрой авиационного института, очевидно не сообщила куда следует, а кто другой мог и сообщить о выполнении советским учащимся домашнего задания содержания недопустимого. Антонина же, у которой своих детей не было, нас продолжала охранять до десятого класса, из которого мы вышли в год смерти Сталина. Моё Сочинение нашлось среди семейных бумаг, как и было, без отметки.

Ради лошадей

Из дальнейшего жизненного опыта

«…Видны за полверсты, чтоб тебе не сбиться…»

«Теркин на том свете».

«Нельзя ли Твардовскому устроить навоза на дачу?» – от имени поэта спрашивает его друг, Мишка Яковлев, фотограф. В поисках навоза, сена и овса, что составляло у нас дефицит, ко мне, зная о моих связях в конных кругах, обращались, чтобы дышать над сеном, ручных грызунов кормить и удобрять участок. Лошади считались свое отжившими. Получил я письмо от школьницы, она спрашивала: «Отец прав? Мой папа, главный инженер завода, не хочет, чтобы его дочь вращалась среди лошадей».

Мир ипподрома – мои «пампасы», возврат к почве, поиск корней. После «Пищевика», переименованного в «Труд», напросился я на Центральный Московский ипподром (ЦМИ), расположенный забор в забор рядом с первым московским аэродромом, от него пошло название соседней станции метро «Аэропортовская». Летное поле по-прежнему использовалось по назначению, рысаки привыкли к грохочащему соседству, даже ушами не поводили, когда у них над головами «Дугласы» шли на посадку.

Если в кавалерийском журнале, хранившемся у Деда Бориса, печаталось об авиации, то от Деда же мне было известно, что в прежние времена ипподром предоставлял людям воздуха беговую дорожку для взлета. Взлетал с дорожки Борис Илиодорович Российский, прозванный Дедушкой русской авиации. Он приходил к моему дедушке Борису Никитичу поговорить о летании, с тех пор летчики и лошади совместились у меня в голове.