Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Молодежь валом валила к «дяде Коле». Во-первых, у него бывало весело и непринужденно, а, во-вторых, и для многих, в-главных, он был «в ссылке», «страдалец за народ», «борец» и даже «крупный революционер». Обаяние революционной романтики, воспитанное в сердцах русской молодежи «прогрессивной» литературщиной, было неотразимо. Покаюсь: и я ему тогда поддавался.

Не только неопытная молодежь давала увлечь себя по этому пути, но, как свидетельствует недавно вышедшая правдивая книга «На путях к свободе» А. В. Тырковой-Вильямс, и государственные мужи, либеральные общественные деятели, которых и сам П. А. Столыпин считал «мозгом страны», не далеко от нас ушли, а навредили России побольше…

«Крупным революционером» Баканов никогда не был. Он был только рядовым партийцем-подпольщиком, случайно попавшим в выгодное для партии положение, в силу которого он приносил ей большую пользу, скрывая у себя террористов и агитаторов, бомбы и прокламации, вербуя безусую экспансивную молодежь и, вероятно, осведомляя вовремя об опасности. Он мог это делать в силу своих клубных связей.

После «февраля» он стал председателем местного совета, а в «октябре» первым предгубмсполкома, т. е. губернатором, во время правления которого был расстрелян его бывший партнер по винту – полицмейстер. Потом я надолго потерял из виду «дядю Колю», и встретил его вновь лишь в 30-х гг. в Среднеазиатском госуниверситете[98]. Он вел там какую-то мелкую, необязательную дисциплину.

Заговорили по-старому: он мне «ты», я ему «вы, дядя Коля». Позвал его, постаревшего, как-то пришибленного, жалкого, к себе и за крепким чаем, которого он был большой любитель, разговорились совсем «по-старому», по душам.

– В гору идешь? – сердито буркнул сперва дядя Коля, – профессор… и в газете твое имя всегда…

– Мои горки – ухабистые, дядя Коля. И в газете мое имя стоит, и в учетных листах НКВД. А сюда знаете, откуда я прибыл? С Соловков. Пять лет у вас поживу. Не меньше.

– Вот, оно что! – облегченно вздохнул дядя Коля, – и тебя, значит, прихватили. Ну, тогда давай побалакаем, отведем душу.

Побалакали. Оранжевая луна прошла уже полпути по синему южному небу, а старик все еще рассказывал мне тяжелую повесть полного крушения своих идеалов, признания ложности всего своего жизненного пути, безысходности и мук совести прозревшего русского передового интеллигента.

– Ты думаешь, у меня сердце кровью не обливается при виде происходящего? – говорил дядя Коля, – Ты думаешь, я не вижу, не знаю, не понимаю всего этого ужаса? Я, брат, больше тебя знаю. Я пока еще в партии и на закрытые собрания допущен. А что я могу сделать сейчас?

– Сейчас, конечно, ничего. Сейчас вы немногим выше лаборанта, но когда вы были председателем губисполкома? Тогда вы могли же?

– Ничего и тогда не мог. Попробовал в период красного террора кое-кого из старых приятелей от шлепки спасти – сам едва уцелел. С поста сняли, по партлинии – «последнее предупреждение». А тогда еще Ленин был жив! Получил назначение там же, но уже лишь земельным отделом заведовать. Из центра одно за одним предписания – загонять мужиков в колхозы. Не видел я, что ли, всей нелепости этого? Слава Богу, земским ветеринаром двенадцать лет был, знаю русскую деревню! А что поделаешь? В хомуте, брат, и в оглоблях! Податься некуда. Сплошную коллективизацию ахнули; тут я не выдержал, поговорил с одним-другим из старых партийцев. Через неделю нас всех по разным дырам распихали. Вот и сижу здесь – пробирки мою. Хорошо еще, что так отделался.

Мы помолчали, слушал пение цикад.

– А скажите, дядя Коля, – спросил я, – как по-вашему, совесть существует или это только буржуазный предрассудок, поповская выдумка?

В настоящее время – Национальный университет Узбекистана.

– Ты вот к чему гнешь, – понял суть моего вопроса старик, – существует, брат, существует. И Бог какой-то существует, а не «вид кислорода». Только мы узнаем об этом поздновато. Вот, в чем дело. Думаешь, меня она не грызет? Эх! – опустил он на руки седую, кудлатую голову, – я свою вину полностью осознал. Но только ли я виноват? Только ли такие, как я, подпольники-революционеры? А те, кто поддерживал нас? А князь, покровительством которого я держался? А полицмейстер, который мне служебные тайны болтал? Чем я был бы без них? Ничем. Они мне все дорожки расчищали. А помещики, укрывавшие наших нелегальных? Тут, брат, как раздумаюсь, такая философия в голову полезет, что сам черт в ней ногу сломит. Выходит, что я был только исполнителем. Понял? Мелкой сошкою, атомом общей виновности всей интеллигенции российской, общей… и князя, и полицмейстера, и твоей… Все и платим. Вот в чем разгадка!

«Знамя России»,

Нью-Йорк, 18 августа 1952 г.,

№ 68, с. 5–8[99].

Человек и робот