Диктатура бесповоротно отвергается, как нами, – русскими монархистами, – так и всеми нашими политическими противниками, за исключением НТС (солидаристов), пытающегося прикрыться завлекательными ризами персоналистического раскрепощения личности.
Тем не менее, попытки прорыва к диктатуре в течение первого хаотически-стихийного периода становления покризисной России, несомненно, будут, но вряд ли в ней смогут быть созданы необходимые для утверждения диктатуры сильные организованные группы (партии).
Вернее будет предполагать, что борьба разыграется между сторонниками республиканского и монархического образов правления. Учету и сравнению шансов этих двух сил на базе современной России, при сохранении возможной объективности и отрешении от личных эмоций посвящает автор это письмо.
Что же говорит нам эта
Прежде всего то, что население современной России свободно от гипноза всех политических доктрин XIX в. за исключением одной – коммунистической доктрины. Эта последняя пожрала всех прочих фетишей, но, пожрав их, лопнула, не только не оправдав себя на практике, но разочаровав в себе и отвратив от себя основные массы населения России, главным образом крестьянства.
Советская пропаганда, самая активная, самая мощная и самая гибкая в мире, умело использовала все дефекты, все недочеты представительного строя, чтобы развенчать в сознании масс этот кумир XX в. и за 30 лет достигла цели. То же самое было применено ею и по отношению к монархическому строю, но в этом направлении она встретила непреодолимое препятствие – народную память.
Отбросим отвлеченные представления о монархической традиции или эмоциональных устремлениях к «батюшке-царю». Они не реальны. Человек, никогда не слышавший звона колоколов, не в силах ощутить поэзию этого звона. Но память абсолютно реальный фактор мышления. На ее основе подсоветские массы беспрерывно производят сравнение между прошлым «проклятым царизмом» и теперешним «социалистическим раем» во всех областях их бытия, и это сравнение столь же беспрерывно показывает им преимущества «времен царизма». Более того, прошлое, как всегда, обрастает легендой, его темные стороны смягчаются, а светлые – выступают ярче. Этот процесс развивается в народах СССР с неуклонной нарастающей силою.
Русское прошлое демо-представительного строя не только не имеет этого обаяния, но, наоборот, оно неразрывно связано в народной памяти с представлением о пресловутой керенщине, которая подавляющим большинством населения вспоминается с добавлением нецензурной характеристики.
Недолгое господствование Керенского столь же скомпрометировало идею демократии, сколь угнетательство Сталина – идею социализма.
Прошу уважаемых читателей из среды «старой» эмиграции прежде всего забыть о существовании Хорей, Калинычей, Платонов Каратаевых, «богоносцев», «правдоискателей» и проч… Их нет в СССР, революция их смела, если они и были. Современный подсоветский человек в массе прежде всего практичен и материалистичен. Выросший в обстановке беспрерывного полуголода, недостатка в самом необходимом, произвола, попрания основных прав личности и собственности, террора всех видов, – он не может быть иным, и не его вина в том, что он прежде всего хочет гарантии минимума своих человеческих прав – освобождения от вечного страха за будущее, от угроз голода, гарантий личного заработка, ценности сбереженного рубля, неприкосновенность дома и земельного участка, свободы найма и передвижения.
Кто же, по его мнению, вернее выполнит эту его первую и главную волю – наследственный монарх или временно принявший власть президент?
Прошу уважаемых читателей усвоить также, что современные подсоветские массы, даже колхозники, намного
Итак, вот перед ним, подсоветским колхозником, президент могущественнейшей и богатейшей республики – Гарри Трумэн, избранный большинством в один миллион голосов при общем числе избирателей в 90 миллионов, Этот приведший его к власти миллион голосов составляет почти 0,01 всей массы. Может ли эта одна сотая осуществлять действительную волю народа?
Гибкая и умелая советская пропаганда, конечно, разъяснила эту простую арифметическую задачу.
Подсоветский колхозник осведомлен также и о всех министерских кризисах Франции. То, что каждый министр охарактеризован, как ставленник буржуазии и враг народа, – подсоветского человека мало трогает: он знает цену этой «вражде народу» по личному опыту, но сам факт министерской чехарды внушает ему очень мало надежды на то, что подобная система гарантирует ему спокойную жизнь и главное – личную собственность.