Людочкины выкрутасы (СИ)

— Ваня, я буду платить тебе за это, — пообещала Егорова. — Мне пока трудно самой передвигаться.

— Сколько ты будешь мне платить?

Она назвала цифру. Он потребовал добавить к ней ещё половину и расплачиваться за каждый выезд.

— Хорошо, — согласилась она.

С этого дня он стал зарабатывать у Людки деньги. Только теперь он смог купить себе недорогую сменную тёплую одежду. До этого он периодически стирал старую, в которой его увезли в московский аэропорт. А пока она сохла, он сидел в номере и даже не ходил есть. Не в чем было. Старые носки прикрывали только щиколотки, чтобы они голые не выглядывали из-под брюк. На стопе они были все изорванными. Стирал он их особенно бережно, чтобы не дорвать до конца неосторожным движением. С новой одеждой у него появилось и хорошее настроение. Теперь он строил планы на будущее и непременно с Оксаной.

— В милицию я больше не вернусь, — решил он, — да и после моего странного исчезновения, там меня не оставят. Не поймут, почему я не сообщил по месту работы о том, что меня насильно сюда отправили. А я не могу это сделать. Моих похитителей заметут и посадят вместе с Людкой. А она, как ни как, мать моего ребёнка. Не хочу, чтобы ему когда-нибудь сказали, что его мать уголовница. Поступлю в университет, выучусь, поменяю профессию. А сейчас сделаю всё, чтобы Людка меня возненавидела, и сама захотела от меня избавиться.

Всякий раз, прогуливая её по территории клиники на коляске, он молчал. Егорова же всячески пыталась привлечь к себе его внимание и о чём-нибудь говорила.

— Замолчи! — грубо обрывал он её. — Мне даже голос твой противен. Ты когда-нибудь слышала его сама? Ни одна женщина на свете не имеет такого гнусавого, отвратительного голоса.

Егорова расстраивалась после его лживых слов. Если она начинала с ним спорить, он разворачивал коляску и на скорости гнал её в здание клиники. Постепенно Егорова поняла, что лучше молчать. Она научилась просто расслабляться, сидя в коляске, и смотреть на деревья, людей и ждать, когда встанет на обе ноги и улетит домой, чтобы никогда не видеть этого придурка Милованова. Теперь она не понимала, зачем столько лет удерживала его при себе, если имела такого замечательного мужа, как Степан. Сам вид Ивана ей уже был противен. Запах его был невыносим. Ей не нравилось, как он ходил, как смотрел.

— Где раньше были мои глаза? — удивлялась она.

Людка всё чаще и чаще стала вспоминать своего Степана. Она называла его ласково «котофеем» из-за густой растительности на всём теле. Чёрные блестящие кудряшки покрывали даже спину мужа. Она вспоминала, как прижималась к нему по вечерам в постели, согревалась, успокаивалась и засыпала. Только теперь она поняла, каким замечательным и надёжным мужем обладает.

— Вот, дура! Ну, зачем я связалась с этим недоноском? — ругала она себя за связь с Иваном.

Вскоре врач разрешил вставать на прооперированную ногу полностью и ходить. Первое время делать это было больно и непривычно. Но постепенно она научилась ходить и самостоятельно гулять с палочкой или костылями. Ивана она больше не звала возить её на коляске. И вообще больше не тревожила его. Позвонила только тогда, когда её выписали, и сообщила, что заказала два билета в обратный путь.

— Через час их привезут. Готовься, сегодня улетаем. За нами приедет такси.

Услышав радостную весть, Иван готов был сам на руках бегом тащить Людку в аэропорт. Но специально выработанная им жёсткая система поведения с ненавистной Егоровой сдерживала его эмоции. В самолёте он молчал по-прежнему. Она к нему не приставала.

В здании аэропорта Егорова получила свой чемодан на колёсах, докатила его до стоянки такси. Тут же села в первую подвернувшуюся машину и уехала. Ивана она с собой не пригласила.

— Вот сволочь! — разозлился он, — Столько времени на неё потратил, а она не соизволила меня доставить домой!

Он вернулся в аэропорт, обменял несколько последних евро на рубли и отправился домой на общественном транспорте. Феодосия Ивановна, увидев сына, повисла на нём и зарыдала. Иван прижал её к груди, погладил по голове, успокоил и спросил:

— Что известно об Оксане? Надеюсь, она не вышла замуж, пока я был в Германии?

— Что ты дорогой! Мы с Лилей её здесь днём и ночью стерегли. Не переживай, она тебя любит и простит. Я в этом уверена. Когда собираешься к ней заявиться?

— Сегодня отдохну, а завтра поеду.

— Вместе поедем, — заявила мать. — Я знаю, как к ней правильно подойти. Она у тебя ещё та штучка — строптивая. Я часто навещала её. Знаешь, как нам приходилось укрощать друг друга? У-у-у! — протянула Феодосия Ивановна.

Иван начал отказываться от её помощи, но Феодосия Ивановна была непреклонна.

Вечером следующего дня они вдвоём вошли в подъезд Оксаны, поднялись на нужный этаж и остановились у её двери. Феодосия Ивановна отодвинула сына в сторону так, чтобы его не было видно в глазок, и предупредила:

— Пока не позову, не входи в квартиру.

Она нажала кнопку звонка. Через несколько секунд дверь отворилась.

— Здравствуй, Оксаночка! — пропела свекровь ласковым голоском.