Людовик XIII

На королевские балеты всегда являлись толпы зрителей, и 29 января 1617 года сам Людовик с большим трудом пробился в зал. Какая-то девица ухватила его за штаны со словами: «Если вы войдете, то войду и я». Темой балета было освобождение рыцаря Ринальдо — традиционного персонажа французского героического эпоса. В первой картине король — в маске и костюме, усыпанном блёстками-искрами, — изображал Демона огня. Хору из шестидесяти четырех певцов аккомпанировали 28 скрипок и 14 лютней. Главные роли Людовик раздал своим приближенным: Люинь был Ринальдо, Александр де Вандом — Демоном воды, господин де Монпульян — Духом воздуха, господин де Ларошгийон — Демоном охоты и господин де Ларошфуко — Демоном тщеславия. В первой картине Армида посылала Демонов держать Ринальдо в плену; во второй Нимфа воды читала монолог возле грота в сказочных садах; в третьей Ринальдо вырывался на свободу; в четвертой дворец Армиды был разрушен, а музыканты славили победы Ринальдо. Наконец, в последней картине король (в образе Годфруа де Бульона, освободителя Иерусалима и Ринальдо) появлялся на троне в окружении всех актеров. Балет был исполнен глубокого смысла: таким образом Людовик заявлял о своем стремлении избавиться от власти матери и ее ставленников.

Но сначала предстояло окончательно разбить мятежных принцев — де Невера, де Бульона и де Майена, которые, судя по всему, понимали только язык силы. Ришельё (напомним, что прежде богословского образования он получил военное) разработал стратегический план кампании: окружить мятежные армии и разбить их поочередно. Королевскими войсками командовал принявший сторону суверена герцог де Гиз, хотя Людовик сам рвался выехать к армии в Шампань. Епископ Люсонский рассылал командующим приказы, составленные им и подписанные королем. В каждой армии у него имелись тайные осведомители, поэтому герцог де Гиз был несказанно удивлен, когда, не удосужившись сообщить королю о взятии крепости Ришкур, неожиданно получил от него послание (разумеется, составленное Ришельё) с приказом срыть крепость и требованием впредь извещать его обо всех предпринимаемых действиях. В конце марта был взят Суассон, а Седан, где укрывался герцог Бульонский, оказался под угрозой. К началу апреля мятежные принцы прекратили сопротивление и сложили оружие.

Тем временем в Лувре, на половине короля (а чаще в комнате Люиня) практически ежевечерне собирался небольшой кружок, душой которого был Гишар Деажан. Родом из Дофине (на юго-востоке Франции), он начал свою карьеру при наваррском дворе, затем стал секретарем и, наконец, советником короля и «ординарным секретарем» королевы-матери. В 1617 году он уже был первым помощником сюринтенданта финансов Клода Барбена и, познакомившись с Люинем, сообщал ему о замыслах Кончини, которые выведывал от своего начальника. Люинь, в свою очередь, держал в курсе короля, который понял, что Деажан может быть ему полезен. Умный, решительный и прагматичный Деажан мог бы стать крупным государственным деятелем, однако был лишен честолюбия. Кроме него в кружок входили кузен Люиня барон де Моден, юрист Луи Тронсон, ставший личным секретарем короля, и господин де Марсильяк, которого два года назад побил палкой Рошфор, фаворит принца Конде (этот инцидент вызвал серьезную размолвку между Конде и королевой-матерью). Эти люди не были вельможами и не имели никакого веса при дворе, однако король верил в их искренность и полагался на их рассудительность. Со своей стороны он обещал им защиту и покровительство.

Защиту? Дело в том, что на собраниях обсуждались планы избавления от Кончини. Людовик горел желанием стать королем по-настоящему, но как этого добиться? Уехать в какой-нибудь верный ему город и оттуда повести наступление на Париж, как Карл VII из Буржа? Утопия. Отправиться к королевской армии в Шампань? Этот вариант Людовик считал самым привлекательным, но для отъезда требовалось заручиться согласием королевы-матери и самого Кончини, которые наверняка что-нибудь заподозрили бы. Не пойдет. Может быть, прямо пойти к Марии Медичи и заявить, что он намерен править сам, а Кончини пусть отправляется на все четыре стороны? Вряд ли королева примет всерьез слова сына, поскольку по-прежнему считает его ребенком. Надо послать к ней человека, которого она выслушает с уважением, лучше всего священника.