Людовик XIV

В лагере противника неудача следует за неудачей. 25 января 1711 года герцог де Ноай берет Жерону (город, который в 1694 году уже однажды брал его отец, маршал). В апреле умер император Иосиф I. Эрцгерцог Карл был его наследником; он будет избран императором в октябре этого года. Это событие в соединении с поражениями радикально изменит ситуацию Габсбургов на Иберийском полуострове. Насколько Европа — за исключением Франции — раньше принимала идею о двойной монархии (Вена для одного Габсбурга, Мадрид для другого, как во времена Карла II), настолько дворы теперь с беспокойством взирали на то, что огромная монархия Карла V может достаться эрцгерцогу Карлу, ставшему Карлом VI. Подобное опасение благоприятно скажется на переговорах между королевой Анной Английской и Людовиком XIV. Эти переговоры не были нами начаты в тот момент, когда мы были слабы. Наши успехи на море закрепляли нашу победу над графом Стейнхопом.

Битва за Атлантику

Если сражение при Вильявисьосе поразило европейское общественное мнение, способствуя спасению трона Филиппа V, другая война — война на море — разгоралась мало-помалу; решающий характер ее мы едва начинаем понимать. Вполне объяснимо здесь то, что историография очень односторонне и часто совершенно неоправданно рассматривала события. Многие авторы находились под сильным впечатлением, как мы это видели, мрачной легенды о сражении при Сен-Ва-Ла-Уге[120]. Некоторые, едва видоизменяя свое изложение событий, пишут об абсолютном триумфе английского флота над французским королевским флотом, наступившим либо после поражения у Виго (1702), либо после битвы у Велес-Малаги (1704). Одни и другие провозглашают раньше времени британскую гегемонию на море, недооценивая морскую мощь Людовика XIV, и, наконец, забывают о том, что Испания смогла выжить только благодаря морским связям с заморскими странами.

Существует до сих пор предвзятое мнение о морской тактике, объединившее все как попало — от опусов адмирала Мэхэна до трудов командующего флотом Дженкинса^{204}. Автор труда «О влиянии морской мощи в истории» не делает из этого тайны. В его глазах война за испанское наследство «не дала ни одного интересного морского сражения с военной точки зрения»^{228}

, так как сражение при Велес-Малаге не было ни оригинальным, ни решающим. Мэхэну нравятся только красивые маневры, и он восхищается только тремя адмиралами: Рюитером, Сюффреном и Нельсоном. А все остальные авторы, которые писали после них через сто лет, в большей или меньшей степени усвоили эту широко распространенную версию; лишь небольшое количество авторов — таких, впрочем, как Мэхэн, — посвятили небольшое количество хвалебных строк корсарской войне.

В XVII веке обо всем судили иначе. Людовик XIV, Поншартрены, Филипп V на события смотрели с глобальной точки зрения и лучше могли судить о войне. Короля Франции, разочарованного, правда, Ла-Угом и Виго, не устраивает, как пишет мадам де Ментенон, «неуверенность, с которой ведется война на море»^{65}. Отсюда и неудача его сына, герцога Тулузского, при Велес-Малаге; отсюда его скептическое отношение к якобитской шотландской экспедиции весной 1708 года. Зато король поощряет, насколько это позволяют его расстроенные финансы, коммерческую войну, всяческие походы против колоний противника, наконец, эскортирование испанских кораблей, груженных американскими богатствами. И по этим трем решающим пунктам — где эффективность ценится больше морской военной славы, а импровизация важнее косного соблюдения военных правил — наше командование, матросы, офицеры, наши «судовладельцы» (корсары) добились большого количества побед.