Людовик XIV

Когда читаешь эти строки, как и то, что написано между строк, ясно, что король был, с одной стороны, достаточно зрелым, с другой — достаточно страстным, чтобы вскоре вступить в брак. Мазарини, в согласии с королевой-матерью, довел до сведения Филиппа IV, что женитьба короля на старшей инфанте могла бы стать залогом почетного мира. С одной стороны, Испания не отстраняла женщин от наследования трона, с другой стороны, у Филиппа в 1657 году родился сын. Но будущий Карл II[27] появился на свет таким слабым, что мог встать вопрос о претенденте на испанский престол. Inde irae — по крайней мере, это была серьезная забота. Вслед за этим, в 1658 году, заболел Людовик, и в этом двор искал символическое или пророческое объяснение. По этому поводу посол Венеции писал: «Болезнь истолковывали как проявление воли Господа, требовавшего мира, и королева-мать этим была так взволнована, а кардинал так напуган, что все не колеблясь поверили, что королева-мать тайно поклялась сделать все, что в ее силах, чтобы привести страну к миру. Точно лишь то, что Анна Австрийская напомнила кардиналу Мазарини, как во времена баррикад и гражданской войны она подвергала себя и корону опасности, чтобы его защитить, потребовала от него в свою очередь отблагодарить ее и сделать все возможное, чтобы дать ей в невестки ее племянницу, которая принесет в качестве приданого мир, и обещала ему поддержку в делах для того, чтобы его власть оставалась во времена мира такой же сильной, как во время военной смуты»

^{216}. Кардинал усилил давление на мадридский двор, чтобы заставить Филиппа IV принять решение по этому вопросу или, если это не удастся, найти другой интересный альянс. У него была на примете другая невеста — двоюродная сестра Людовика — Маргарита Савойская. Вот почему двор покинул Париж в ноябре и направился в Дижон и Лион.

Было решено, что король Франции примет решение о женитьбе в зависимости от результатов встречи в Лионе, куда двор прибыл 24-го. Эта Маргарита, хотя и со смуглым цветом кожи, была хорошо сложена и приятной наружности, «самая скромная и самая загадочная личность во всем мире, у которой для каждого было вежливое и ласковое обращение»^{70}

. Короче, она была создана для Людовика XIV, достаточно приятная, чтобы пробудить его чувства, достаточно остроумная, чтобы его развлечь. Король вместе с матерью совершает поездку в полумилю, чтобы встретить Савойских принцесс. Он казался довольным первой встречей, много говорил, что было для него, человека немногословного, необычно. Но в колчане маленького бога Эрота была не одна стрела. Людовик улыбался Савойской принцессе и одновременно почти открыто флиртовал со своей маленькой Манчини. Можно было подумать, что невестой была Мария, а не та, другая. «Он за ней ухаживает, — пишет одна осведомительница Фуке, — предлагает ей слушать музыку, устраивает легкие завтраки, верховые прогулки. Он дает ей своих лучших лошадей и заказывает для нее два экипажа»^{70}.

Не было ли у Мазарини в декабре 1658 года сразу трех кандидатур? Вряд ли это было так, настолько он был уверен и далеко зашел в своих переговорах о мире. Если бы испанское бракосочетание не состоялось, Европе пришлось бы принять худший вариант — савойский. Но никто ни во Франции, ни за границей не одобрил бы брака с Манчини. Впрочем, кардинал, как никто другой, знал, что у его племянницы такой независимый и такой упрямый характер, что он не мог бы ни воздействовать на нее, ни сохранить, действуя через нее, почти незыблемый авторитет, которым он пользовался у своего крестника.

К тому же испанское высокомерие временно поубавилось после того, как Мадрид узнал о сугубо матримониальном визите в Лион. О возможности савойского бракосочетания Филипп IV сказал: «Esto no puede ser, у по sera» — «Этого не может быть и не будет»^{216}

. И тут же он посылает в Лион маркиза де Пимантеля, ему поручено предложить руку инфанты Марии-Терезии. Мазарини тотчас принял это предложение. Анна Австрийская очень обрадовалась. Савойские принцессы были задарены, им было много обещано. Людовик притворился, что не видит в этом ничего особенного. Это была победа кардинала, может быть, самая явная за все годы карьеры. Невозможно было себе представить, чтобы он согласился на что-либо другое, кроме испанского брака.

С января по май 1659 года (так как двор возвратился в Париж в конце января) тянулись двойные переговоры о мире и о бракосочетании. Мазарини и дом Луис де Харо подписали предварительные договоры 4 июня, но это не помешало переговорам продлиться все лето и осень (они проходили на островке реки Бидассоа).