Людовик XIV

Подобное событие никто — или почти никто — не смог бы в то время предугадать, и вот 7 ноября 1659 года всем становится ясно, что заслуги короля и королевства, а также слава кардинала в подписании Пиренейского мира бесспорны. Отец Рапен, иезуит, публикует небольшой научный труд «Pacis triumphalia» («Победа мира»), на первой странице которого такие слова: «Ad eminentissimum cardinalem Julium Mazarinum» («Его Высокопреосвященству кардиналу Джулио Мазарини»^{70}.) На современном эстампе изображены «кардинал Мазарини, открывающий дверь Храма мира, и дом Луис де Харо, закрывающий дверь Храма войны». В своей небольшой книге в 80 страниц (1660) иезуит прославляет кардинала, королеву-мать и Людовика XIV, используя литературный прием — анаграмму на латинском и французском языках: «Самая большая слава (и это было предсказано королеверегентше еще в 1644 году) пришла к Его Преосвященству в 1660-м благодаря установлению мира; основывалось предсказание на любопытных нумерологических исследованиях имени великого кардинала Джулио Мазарини; Тома Боне сделал предсказание славы, как и впоследствии удачного королевского брака, тайна которого тоже заключалась уже в самих именах Их Величеств и была раскрыта благодаря нумерологическим исследованиям»^{70}

. «Северный мир», договоры в Оливе и Копенгагене весной 1660 года, установившие спокойствие на Балтике, надо считать заслугой Мазарини; без его ловкости, без французского посредничества они были бы заключены гораздо позже. «Никогда еще министр, — пишет мадам де Лафайетт, — не имел такой неограниченной власти и никогда еще так не пользовался ею для своего возвеличения»^{49}. Однако всегда на первом плане у него было возвеличение Франции и короля.

Испанский брак

Пока герцог де Грамон пребывал в Мадриде, с поручением сделать официальное предложение инфанте, Людовик и его мать посетили провинции юга Франции: Лангедок, Арманьяк, Прованс. Они прибыли 18 января 1660 года в Экс, куда принц де Конде, усмирив свою гордость, приехал выказать благонадежность и почтение своему кузену. Людовик, хотя все еще помнил зло, причиненное принцем, взял себя в руки, был чрезвычайно вежлив и даже пригласил бывшего мятежника на свою свадьбу. Но Конде вежливо отказался. Во время пребывания в столице Прованса король получил известие о смерти своего дяди Гастона (в Блуа 2 февраля) и о том, что покойный Месье завещал ему свои книги и медали.

Тысяча шестьсот шестидесятый год стал годом невероятных треволнений: умирает сын Франции, дядя-фрондер; публично раскаивается другой принц-фрондер; уходят в мир иной комедиант Жодле (25 марта) и поэт Скаррон (7 октября), св. Луиза де Марийяк (15 марта) и Венсан де Поль (27 сентября). Похоже, что вместе с ними исчезает поколение причудливых, манерных людей барокко.

Помпезная церемония испанской свадьбы тоже выглядит барочной. Двор Филиппа IV отправился в путь в направлении Сен-Жан-де-Люза «неспешно и величаво, согласно испанскому этикету. Королевский кортеж растянулся не менее чем на шесть лье^{190}

. Надо было сделать так, чтобы оба монарха приехали «на границу в одно время. 6 июня они встретились на реке Бидассоа и провели два дня на Фазаньем острове, где семь месяцев назад кардинал Мазарини и дом Луис де Харо подписали договор. Пышность апартаментов, великолепные кортежи обоих королей и огромное стечение людей представляли торжественное и редкое зрелище; но еще замечательнее и интереснее было наблюдать за изъявлениями дружбы и доверия обоих монархов»^{71}.

По доверенности свадьба была отпразднована в Фуэнтарабии. Церемония совершалась в «большой церкви, украшенной великолепными коврами». Король Испании и его дочь восседали в креслах «в приделе, обтянутом золотой парчой». «Священники тотчас начали маленькую мессу, по окончании которой и король и инфанта встали, дом Луис де Харо прочитал вслух доверенность короля Людовика XIV, подтверждавшую желание монарха жениться на инфанте, и тогда епископ Пампелони совершил обряд венчания. Прежде чем дать свое согласие стать женой Людовика XIV, инфанта сделала реверанс своему отцу-королю, Филипп IV позволил ей сказать «да» и был так растроган, что у него на глазах появились слезы. Тотчас же, как только венчание состоялось и она стала королевой, король, ее отец, посадил новобрачную рядом с собой по правую руку»^{6}. Французские свидетели находили, что Мария-Терезия, хоть и меньше ростом, похожа на Анну Австрийскую: «такое же одухотворенное лицо», «такой же здоровый вид» и «великолепный цвет лица». Во время церемонии Мария-Терезия была сдержанна, но вид имела весьма довольный. Казалось, что в этот день все друг друга видели через розовые очки. Испанцы, со своей стороны, восхищались Мадемуазелью, старшей дочерью Гастона Орлеанского: «Как она красива! Как хорошо выглядит!»