Людовик XVI и Революция

Семнадцатого июня английский флот, вышедший накануне из гавани, встретился с французскими фрегатами «Единорог» и «Красотка». Кеппель отдал приказ немедленно начать погоню. Между четырьмя и пятью часами пополудни «Милфорд» настиг «Единорога» и потребовал, чтобы он причалил к корме адмиральского корабля. Вначале французский капитан хотел ответить отказом на это требование, но пушечный выстрел, пущенный с линейного корабля «Гектор», показал ему, что «Единорог» очутился между двух огней и никакое сопротивление невозможно. И потому командир «Единорога» спустил флаг.[10]

Что же касается «Красотки», то ее преследовал фрегат «Аретуса», находившийся под командованием капитана Маршалла; около шести часов вечера расстояние между этими двумя кораблями сократилось настолько, что оно позволяло открыть огонь. «Аретуса» предъявила «Красотке» требование сдаться, однако командир «Красотки», г-н де Ла Клошеттери, ответил лишь тем, что приказал подать сигнал боевой тревоги. Услышав в ответ на свое требование энергичный бой французского барабанщика, «Аретуса» открыла огонь по французскому фрегату.

Французский фрегат ответил залпом из всех орудий. На этот раз военные действия начались всерьез, и два старых противника вознамерились снова вцепиться друг другу в горло.

То были самые длинные дни года. Сражение началось в шесть часов вечера, темнело в такую пору в девять, и оставшегося светлого времени было вполне достаточно для того, чтобы многие храбрецы успели отправиться на ужин к Плутону, как выразился царь Леонид. В восемь часов, утратив рангоут и такелаж, «Аретуса» ослабила огонь. В течение двух часов борьба была ожесточенной с обеих сторон, но, заметив этот признак слабости своего врага, «Красотка» обрела всю свою силу: из атакованной, какой ей приходилось быть прежде, она становится атакующей. Все те из ее экипажа, кто остался на ногах, в один голос издают единый крик: «На абордаж!» Капитану Маршаллу становится понятно, что «Аретусу» вот-вот захватят. Он направляет свой корабль к английскому флоту, который находится с подветренной стороны. Видя, что «Аретуса» начинает отступать, английские линейные корабли «Доблестный» и «Монарх» устремляются на ее защиту. Развивать столь неожиданный успех было бы непростительной неосторожностью, так что г-н де Ла Клошеттери ложится на курс бейдевинд, пустив перед этим последний бортовой залп в сторону убегающего врага, и удаляется.

Тем временем французский люгер «Гонец», находившийся под командованием капитана Розили, был принужден сдаться, но сдался он лишь после героического сопротивления.

Почти все офицеры «Красотки» были ранены, в том числе г-н де Ла Клошеттери, г-н де Сен-Марсо, г-н де Ла Рош-Керандрон и г-н Буве; но что за важность вся эта пролитая кровь, какой бы храброй и благородной она ни была, коль скоро победа осталась за белым флагом!

Эта новость вызвала радость во всей Франции, где память о последней войне еще оставалась кровоточащей раной. И прежде всего выказала себя француженкой, причем доброй француженкой, королева: мода, которой она руководила, взяла на вооружение это событие, и все кругом стало «а-ля "Красотка"», даже прически: в то время можно было увидеть женщин, носивших у себя в волосах целый фрегат.

Господин де Ла Клошеттери, принятый в Версале и обласканный королем, получил звание капитана первого ранга, а вдовам и детям погибших были назначены пенсии.

Однако адмирал Кеппель, изучив документы, найденные на борту «Единорога», выяснил, что в порту Бреста стоят тридцать линейных кораблей и несколько фрегатов. Французский флот явно намеревался идти ему навстречу. В течение одного-единственного дня могли быть уничтожены главные военно-морские силы Англии. Так что на адмирала легла бы огромная ответственность, если бы он принял сражение.

Но с другой стороны, отказаться от сражения в самом начале войны, убегать от французов — какой же это стыд для Англии! Однако для английского адмирала это не было самым важным: то, что в эскадре графа д'Орвилье было на десять линейных кораблей больше, чем у него, и то, что берега Франции были в пределах видимости, а берега Англии крайне далеко, стало доводом, перевесившим его желание вступить в схватку с врагом. Он взял курс на Англию и 27 июня прибыл в Портсмут.

Настоящая буря возмущения поднялась во всей Англии, и на осмотрительного адмирала обрушился поток оскорблений. Кеппель отнесся к этому так же спокойно, как отнесся бы к шквалу на море; затем, получив помощь со стороны Адмиралтейства, оправдавшего его отступление, и усилив свой флот десятью новыми линейными кораблями, он 9 июля снова выходит в море и направляется к берегам Франции.