Людовик XVI и Революция

«Инкрустированная физиономия моего сына, со всеми ее прелестями, как природными, так и благоприобретенными, отыскала в Провансе, куда я отправил его, чтобы внушить страх дерзким вассалам, средство устроить так, что его принимают у себя, желают его видеть и, наконец, сватают ему невест».

Двадцать второго июня 1772 года Мирабо женится на Марии Эмилии де Кове де Мариньян.

«Смуглая, скорее даже чернолицая, — описывает ее маркиз, мастер словесных портретов, —

с красивыми глазами, прекрасными волосами, посредственными зубами и постоянной милой улыбкой».

Жена имеет пять тысяч ливров годового дохода, муж — три тысячи; два этих дохода, соединенные вместе, уже через год порождают долги в сто тысяч франков; и тогда ненависть отца, на короткое время затихшая, снова оттачивает свои зубы и кусает сильнее прежнего.

Мирабо лишен дееспособности и выслан в Маноск.

Там его охватывает ревность, и не безосновательно, к шевалье де Гассо. Ревность Мирабо, как вы понимаете, должна повлечь за собой смертельную дуэль. Шпага Мирабо уже пользуется определенной известностью в провинции. Прибегает отец шевалье: он просит, умоляет Мирабо не доводить дело до дуэли и доверительно сообщает ему, что скандал повлечет за собой отказ от выгодного брака, переговоры о котором вот-вот должны завершиться, между шевалье де Гассо и дочерью маркиза де Ла Туретта. Мирабо — человек крайностей: он не только не желает помешать этому браку, но и намерен помочь заключить его. Будучи другом маркиза де Ла Туретта, он забывает или не хочет вспоминать, что законом ему установлено не покидать Маноск; он садится на лошадь, проделывает за четыре часа двадцать льё, добивается обещания маркиза де Ла Туретта и возвращается обратно, словно Регул к своей утыканной гвоздями бочке.

К несчастью, по дороге он встречает барона де Вильнёв-Муана, затевает с ним ссору, полагает себя оскорбленным, требует у него сатисфакции, но добивается лишь отказа и, видя, что с подобным человеком шпага бесполезна, ломает о его спину свою трость.

Нашлись свидетели этой ссоры, и начался судебный процесс; свидетели заявляют, что они видели г-на де Мирабо дерущимся с г-ном де Вильнёв-Муаном в Грассе. Но если Мирабо дрался с г-ном де Вильнёв-Муаном в Грассе, то это означает, что он покинул Маноск, куда его сослали. Он нарушил условия ссылки, а это заслуживает наказания.

Наказание не заставляет себя ждать. Мирабо в таких случаях всегда сильно везло. Ссора имела место 26 июня 1774 года, а 23 августа его берут под стражу и препровождают в замок Иф.

На этот раз, как и всегда, Мирабо обретает защитника в лице своего дяди.

«Да что уж такого необычайного в том, — пишет бальи, — что внучатый племянник наших дядей и внук наших дедов взял на себя заботу выколотить палкой кафтан заносчивого самозваного дворянина, который носил этот кафтан на своих плечах и счел уместным поделиться с господами маршалами Франции свежими новостями о своем наряде через посредство графа Шквала?»

Впрочем, на маркизе лежит по крайней мере половина ответственности за тюремное заключение сына. Он всегда накаляется, когда тот возвращается к нему, и радуется, когда тот покидает его. Именно он требует, чтобы сын не получал никаких новостей и был лишен всяких сношений с внешним миром.

Несмотря на это, Мирабо получает письма. Маркиз узнает об этом нарушении своих распоряжений и впадает в гнев: он проводит расследование, он задает вопросы, он хочет во что бы то ни стало узнать, каким образом письма доходят до узника, и в конце концов ему это становится известно.

«Требуя заточить этого человека в тюрьму, — пишет он бальи, — я просил, чтобы его лишили всяких сношений с внешним миром. Тебе известно, что я по праву ограничил его переписку в замке Иф; так вот, письма, которые ему посылали, засовывали в гетры каких-то негодяев, а его ответы — между гетрами и штаниной».