Людвиг Фейербах

Избегая по изложенным причинам отождествления своей философии с «материализмом» и отдавая себе отчет в том, что материализм материализму рознь, Фейербах все же нередко выдвигал на первый план не то, что разделяло материалистов, а то, что их сближало. В письме к Дюбоку (26 января 1862 г.) он говорит о «нашем теоретическом материализме» (47, II, стр. 96). Из письма к Рау (31 декабря 1860 г.) мы узнаем о том, что задача «истинного материализма» — не только опровергнуть «спиритуализм или идеализм», т. е. доказать, что в нем нет объективной необходимости, но и понять его внутренние, психологические мотивы, обнаружить его «субъективную необходимость» (22, стр. 303). В другом письме тому же Рау (28 февраля 1861 г.) Фейербах, отмечая партийность похода современных немецких философов против материализма, указывает на то, что ничего общего с борьбой за истину эта борьба не имеет (см. 22, стр. 305). Наконец, в работе «О спиритуализме и материализме» Фейербах доказывает, что материализм не «уродливое порождение нового времени», каким его считают «ограниченные школьные философы», воображающие, что они его «убили»; материализм существовал всегда, с тех пор как существуют люди («пациенты и врачи»), и будет существовать до тех пор, пока они будут существовать (см. 19, I, стр. 511). В своих письмах он настойчиво проводит ту же мысль: «Материализм так же стар и так же широко распространен, как и человечество; он так же ясен, как свет, так же необходим, как хлеб и вода, так же неизбежен, непреложен, неминуем, как воздух...» (47, II, стр. 96).

По существу же вопрос о партийности философии Фейербаха решается практикой его борьбы против идеализма. Отрешившись «...от „Я“ Канта и Фихте, от абсолютного тождества Шеллинга,

от абсолютного духа Гегеля...» (19, II, стр. 19), Фейербах на протяжении всего последующего своего философского пути не допускал никаких отступлений от материалистического решения основного вопроса философии. Принцип первичности бытия всегда оставался для него незыблемым. У него нет ни малейших сомнений в существовании объективной реальности, материального мира вне и независимо от сознания; порвав с объективным идеализмом, он дает свое оригинальное «онтологическое доказательство», ставящее целью преодолеть также и субъективный идеализм. И это доказательство не только лишний раз свидетельствует о его непоколебимом убеждении в истинности материализма, но и помогает понять специфическую форму

фейербаховского материализма.

Согласно Фейербаху, не нужно и невозможно чисто логическое доказательство объективной реальности. «Непосредственной достоверностью, — пишет он в предисловии к своему „Собранию сочинений“, — является лишь бытие природы» (20, I, стр. X). Эта непосредственная достоверность дана не теоретически, а чувственно, эмоционально. Тем, что мы не только воспринимаем и познаем предмет, но желаем

его, мы доказываем его реальность. Чувство является судьей в этом деле: «И объективно, и субъективно любовь служит критерием бытия — критерием истинности и действительности» (19, I, стр. 186). «Любовь» представляет здесь эмоциональное отношение вообще, поскольку и ненависть в равной мере может служить свидетельством реальности объекта.

«Таким образом,— формулирует Фейербах свое „доказательство бытия мира“,— любовь есть подлинное онтологическое доказательство наличности предмета вне нашей головы; и нет другого доказательства бытия, кроме любви, чувства вообще» (19, I, стр. 185)[9]. В эмоциональном отношении к предмету находит Фейербах ключ к опровержению субъективного идеализма (а поскольку объективный идеализм есть не более как основанная на паралогизме проекция, гипостазирование субъективного,— это влечет за собой опровержение всякого идеализма). «В том-то и состоит коренная ошибка идеализма,— пишет Фейербах,— что он ставит и разрешает вопрос об объективности и субъективности, о действительности и недействительности мира только с теоретической точки зрения, в то время как мир, первоначально и прежде всего, есть объект разума только потому, что он есть объект желания— быть и иметь... В действительности не разум, а любовь есть то, что предполагает сущность вне себя, и притом предполагает не только в представлении, но действительно, поистине, телесно...» (19, I, стр. 567). Таким образом, Фейербах близок к тому, чтобы понять, что, по утверждению Маркса, «вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью,— вовсе не вопрос теории, а практический

вопрос» (5, стр. 1), но для Фейербаха он остается вопросом, касающимся чувства, эмоции. Его «онтологическое доказательство» находится как бы на полпути к правильному, окончательному решению вопроса: чувство, желание не перерастает у него в действие, в практику. Здесь он подходит к правильному решению, но в этом доказательстве обнаруживается и недостаточность, ограниченность такого подхода.