Люся, которая всех бесила

— Ты не можешь причинять мне физический дискомфорт. Никогда, ни при каких условиях. Ты же взрослый человек, умеешь держать себя в руках.

— А кефира нет?

— Давай разложим все по полочкам. У тебя, Пашенька, твоя работа, уж не знаю, зачем она вообще тебе понадобилась. У меня — своя. Ты не одариваешь меня милостями, моя защита — это, во-первых, твои непосредственные служебные обязанности, а во-вторых — часть договора с Китаевым. Ты просто вкладываешься в свое повышение, а не спасаешь взбалмошную деву в беде.

— Может, сварим пельмени?

— Со своей стороны я никогда не давала обязательств прикрывать грязные делишки твоей семьи. Я честна с тобой и делюсь информацией. Но точно так же я буду делиться информацией с читателями — в том объеме, в каком посчитаю нужным. Здесь нет ничего личного. И я прошу тебя вести себя соответственно. Потому что твои утренние показательные выступления были капец какими личными.

— Я сорвался, — Ветров захлопнул дверь холодильника и повернулся к Люсе. Хмуро уставился на нее. — В свою защиту хочу сказать: у тебя чувствительность выше стандартной. Ты реагируешь на меня сильнее, чем все остальные. Индивидуальная непереносимость или что-то в этом роде.

— Ты тоже на меня реагируешь слишком остро.

— Да потому что ты меня бесишь! — честно сообщил он. — Вот ничего не могу с собой поделать. И твое тотальное недоверие тоже бесит.

— Хороша бы я была, если бы верила всем на слово. Первое и главное правило журналиста: всегда проверять факты.

— Ты помнишь, кому ты это рассказываешь? — язвительно уточнил он. — Я вроде как опер.

Однако Люсю нелегко было заставить замолчать, когда она молчать не хотела:

— Представь ситуацию, когда к тебе приходят два оппонента и у каждого своя правда. На чью сторону ты встанешь? Того, кто кажется тебе честнее, или того, у кого доказательств своей правоты больше? Я просто не могу принять за истину твое утверждение, что ты или твой отец не знали про убийства навей в этом клубе.

— Ты поэтому полезла сегодня к охране? Испугалась, что за твою безопасность отвечает убийца? — криво усмехнулся он.

— Может быть.

— Хреново тебе, наверное, живется, Люсенька.

— Нормально, — ответила она почти искренне. — Просто не надо идти на поводу у эмоций, и все как-нибудь образовывается.

— И чем тогда ты отличаешься от бездушных навей?

Эта фраза ее вывела из себя словно по щелчку.

Раз!

И уже не хочется ничего раскладывать ни по каким полочкам, а примитивно вцепиться в космы проклятого марена и завывать на манер булгаковской Маргариты: знай ведьму, знай!

Люся даже спрятала руки за спиной, чтобы не поддаться порыву.

Он тихо рассмеялся и повернулся к ней спиной, снова закопошился в холодильнике.

Люся, размеренно дыша, отступила назад.

Шаг.

Еще шаг.

Да пошел он к черту.

Поговорили, называется, как взрослые люди.

Глава 13

Проснулась Люся от непривычной тишины, и ей понадобилось несколько минут, чтобы понять: суббота.

Прежде Нина Петровна в выходные дни пекла сырники и в лицах пересказывала очередной сериал: а Серкан Болат как сверкнет глазами!..

Но в последнее время старушка появлялась все реже, и это начинало беспокоить. Люся помнила, в каком удручающем состоянии была соседка, когда они познакомились. Это случилось через несколько месяцев после того, как Великий Морж купил ей эту квартиру. Ремонт еще был в процессе, Люся забежала проверить плиточников и наткнулась на лестничной площадке на встревоженную женщину средних лет.

— Не открывает, — пожаловалась она с доверчивой растерянностью, — а ведь куда ей было уйти, совершенно некуда!

— Неходячая, что ли? — уточнила Люся.

— Ходячая, да не выходящая, — непонятно объяснила женщина. — Бабка всего на свете боится, а больше всего — людей, я ей продукты ношу, — и она указала на объемные пакеты, стоявшие на полу у двери.

— Как я ее понимаю, — вздохнула Люся и пообещала себе, что на пенсии тоже запрется от человечества на сто замков.

Потом они до смерти напугали крепко заснувшую Нину Петровну, переборщившую с транквилизаторами, когда Люсины плиточники с ловкостью опытных медвежатников вскрыли ее дверь.

Старушка была возмущена до глубины души, и в следующий раз Люся приехала с фруктами и конфетами, чтобы ее задобрить: начинать жизнь в новом месте с испорченных отношений с соседями не хотелось. Дом был очень респектабельным, и Люся, никогда не жившая в подобных местах, немного волновалась.

Нина Петровна, чье сознание тогда было очень путаным, ее не вспомнила.

Свою новую соседку старушка начала узнавать не с первого раза, но в Люсе включилась прямо-таки тимуровская тяга к пионерскому подвижничеству. Это был период, когда она впервые изменила Великому Моржу, и ей требовалось бескорыстное доброе дело, чтобы заглушить — нет, не угрызения совести, а страх быть пойманной.

Со временем Нина Петровна пообвыклась, перестала сторониться, робко заглядывала в гости по вечерам, а однажды утром пришла с блинчиками.

Постепенно ее сознание прояснилось, а транквилизаторы сменились чаем с мелиссой и мятой.

Тот удивительный факт, что Нина Петровна — мать бывшего губернатора Ветрова, открылся только сейчас.