Лютик

О том, что кроме законной супруги Семён Венедиктович звонил некоему Лютику, Любовь Петровна по понятным причинам не упоминает. Шашни босса её не касаются.

– Ну-ну, я сейчас умру со смеху, – загробным голосом говорит Клёна Павловна. – Как будто я не знаю своего кобеля! Мой трудоголик Сёма уехал разгружать контейнеры и бросил скучать такую смачную красотку?… Душечка, я прекрасно знаю, по каким «контейнерам» он специалист. По тем, которые ходят на двух ногах и в любое время готовы их раздвинуть!

– Нашла Ален Делона! – взрывается Любовь Петровна. – В гробу бы я видала таких любовничков облезлых. Да я скорее удавлюсь, чем твоему ушлёпку дам!

– Почему это ушлёпок? – Пухлякова вдруг ощетинивается, её сухое личико становится по-женски обиженным. – Ты намекаешь, что я живу с ушлёпком?

– А разве нет?

Клёна Павловна меряет шагами кабинет, страдальчески хмурится, смотрит на пленницу в наручниках так, словно ищет сочувствия.

– Ну, нет … в какой-то степени… то есть да… то есть, конечно, Сёмка – скотина ещё та, и гуляет от меня как тварь последняя, хоть от баб его кодируй… Но вообще-то он хороший.

– Возможно, – хмыкает Любовь Петровна. – В отличие от некоторых, хотя бы наручники на бухгалтеров не надевает.

– Он импозантный, щедрый и прикольный в постели… – убито перечисляет Клёна Павловна. – Чем беззастенчиво и пользуется, паршивец.

Тут она спохватывается, что слишком разоткровенничалась перед этой красивой полной стервой-бухгалтером, которая наверняка наставляет ей рога с Пухляковым.

– Опустим детали. Ты забыла представиться мне, милая жирная девушка, поправляющая в офисе трусики. Как там тебя зовут?

– Лучше браслеты с меня сними, дура!

– Успеется! – отвергает Клёна Павловна. – Между прочим, «Тирея» частично принадлежит мне, я тоже твой работодатель! Сначала имя! Кто ты?

– Я Любовь Петровна Журавлёва, бухгалтер вашего ненормального ООО «Тирея». Если раскуёшь меня, могу паспорт показать.

– Паспорт пока не нужен, – Пухлякова снова строго и пристально глядит в румяное лицо Журавлёвой. – Делами в основном занимается Семён, но в «Тирее» я бываю довольно часто. А тебя почему-то не помню. Как давно ты работаешь у Семёна?

– Месяца полтора.

– И с какого времени ты трахаешься с ним вечерами в офисе?

– Ни с какого! Ещё раз повторяю – я не сплю с твоим мужем!

– Полтора месяца… – с нехорошей радостью тянет Клёна Павловна. – Надо же! Всё сходится. Тебя зовут Любовь?

– Мало того что ты дура, так ещё и глухая. Да, я Любовь Петровна Журавлёва. Ищи своего Семёна где хочешь, а меня отвязывай! Мне домой пора.

– Любовь. Люба… По ходу, ты и есть тот самый Лютик, по которой сохнет мой козёл?

***

Подобного удара госпожа Журавлёва не ожидала. В панике она начинает биться в замшевом кресле, понимая, что это дурацкое совпадение может стать роковым.

– Никакой я вам не Лютик! Не Лютик я! Ненавижу всякие клички, которые мужики навешивают бабам! Я Любовь Петровна! Только так!

– Тихо, солнышко, не суетись. Посиди, соберись с мыслями, а я пройдусь по офису. Сёмушка, наверно, позабыл, что у меня есть ключи от всех кабинетов. Если я его найду, кому-то сильно не поздоровится.

– Я бы сроду за своим мужиком бегать не стала, унижаться.

– Где тебе понять, Лютик? Я люблю его!

– Любишь, не любишь – по фиг! Хоть залюбись, но это он за тобой бегать должен. Мой покойный Стёпка по всей деревне за мной гонялся, чтоб ты знала! – с оттенком самодовольства говорит Любовь Петровна. – А чтоб я за кем-то? Ни в жизнь!

Госпожа Журавлёва деликатно умалчивает, что навязчивый Стёпкин контроль и ревность бывали порой невыносимы. Бывший морской пехотинец Степан, мастер всевозможных боевых искусств, всегда действовал грубо и напролом. Вязал свою ненаглядную Любку верёвками и колготками, затыкал ей рот, запирал под замок, даже как-то сажал на цепь и был готов прибить любого, кто засматривался на его красивую сексуальную супругу дольше пяти секунд.

Любовь Петровна до сих пор помнит, как во дворе их деревенского дома ржавела борона БЗТС-1, зачем-то стыренная из колхоза. Никакого проку от этой железяки в домашнем хозяйстве не было, разве что сапоги от грязи отскабливать, но  Степан и ей нашёл применение. Как-то он врастяжку распял на этой бороне Любовь Петровну, привязал за руки и ноги трансмиссионными ремнями и здорово выпорол – целую неделю после этого госпожа Журавлёва не могла присесть на пятую точку.

– Моя вина, – вдруг соглашается Клёна Павловна. – Бегаю за Сёмкой. Шпионю. Отбиваю его, дурачка похотливого. Тебя вот с ним почти поймала…

– Опять ты за своё! – Любовь Петровна морщится, барахтаясь в наручниках и стяжках из скотча. – Одна я тут была, трусы поправляла!

– Не знаю, не знаю, Лютик, – печально говорит Пухлякова. – В том мой крест и моё несчастье. Вот что значит – выйти замуж за молодого. Я же старше Сёмы на семь лет.