— Чего, кого боишься?.. Со мной никого не бойся. Эх, жаль ребят… Ефимку жалко и Семена жалко…
Они смолкли. Скоробогатов неосторожно переступил. Под ногами захрустели сучья. Черной тенью он отделился от ствола дерева и тихо пошел обратно к своей конторе, едва сдерживая волнение и злобу.
— Эй, кто тут? — окликнул Пылаев.
Скоробогатов не ответил. Ссутулившись, он тихо зашагал по дорожке. Гармоника Пылаева придушенно пискнула. В несколько прыжков Пылаев догнал Макара.
— Стой, кто это?..
— Ну, чего тебе? — глухо ответил Макар.
— А, вон кто! Шпионишь?..
— Отстань!
Пылаев пошел рядом с хозяином. Оба молчали, зорко следя друг за другом. Пылаев бесшабашно запрокинул голову. Выпятив грудь, он подставлял ее порывам холодного ветра.
— Слушал? — спросил Пылаев.
— Я тебе говорю, отстань!
— А вот не отстану. Ты думаешь, я тебя боюсь?.. Видали получше тебя…
— Тебе что надо от меня? — грозно спросил Макар, останавливаясь.
— Мне ничего не надо, а вот тебе что надо? Чего ты шляешься?
— Имею право — мой рудник!
— Верно! — мотнув головой, усмехнулся Гришка. — Эх, ты!.. Я тебе на ушко давно хочу сказать… К Катюшке не лезь!.. Понял?.. А то я на тебя полезу… Понял?..
— Пристрелю, сволочь! — злобно прошипел Скоробогатов, выхватив револьвер.
Но Григорий не трогался с места. Насмешливо улыбаясь и запустив руки в карманы штанов, он проговорил:
— Валяй!
Макара это ошеломило. Он замолчал, потом, круто повернувшись, быстро пошел прочь.
Через полчаса, сидя дома, он позвал дремавшего у порога ингуша.
— Гайнулла, поди-ка сюда!
Стуча прикладом винтовки, вошел ингуш в широкой бурке.
— Садись! — указал взглядом на стул Скоробогатов.
Ингуш пошевелил черными бровями и остался на месте. Скоробогатов, подумав, спросил:
— Кто Хайруллу убил, не узнали?..
— Нет…
— А хочешь знать?..
— Хотым, — ответил Гайнулла, блеснув глазами и обнажив белые крепкие зубы. — Кто? — спросил он глухо.
Скоробогатов помолчал, потом неспокойно ответил:
— Гришка Пылаев!.. Знаешь его?..
— Знам…
— Ну вот!..
Они оба замолчали. Макар порывисто достал папироску и дрожащими руками стал зажигать спички. Спички ломались. Одна, вспыхнув, упала на колени Скоробогатова. Он выругался, бросил коробок и сломанную папироску. Наконец, закурил, встал и прошелся по комнате. Жадно вбирая в себя дым, он глотал его, как голодный.
— Все… Ступай! — коротко сказал он, отвернувшись от ингуша.
В эту ночь Скоробогатову долго не спалось. Перед ним, как живой, вставал Гришка, в ухарски надетой кепке, прямоносый квадратный в плечах парень… из-за спины его выглядывало черное небритое лицо Гайнуллы с хищной улыбкой.
«Ладно ли я сделал? — мучился сомнением Макар. — Ладно! К чорту с дороги!»
Прошло около недели. Макар встретился в разрезе с Пылаевым. Они не взглянули друг на друга, точно ничего не произошло. Макар подумал:
«Пустое дело… Ничего не будет».
А утром на другой день в контору вбежал испуганный Телышков.
— Дела, Макар Яковлич! Слышали?
— Что? — тревожно спросил тот.
— Гришку-то Пылаева кокнули.
Макар поднялся со стула. Он взглянул на ингуша и увидел ту же хищную гримасу…
— Где, кто?
— А кто его знает… Вот тут, в ельнике нашли зарезанного. Должно, в спину саданули… Насквозь! И на спине и на брюхе ранища. Должно, кинжалище-то здоровый был, когда сквозь прострочили.
— А там чего говорят? — указал Макар в сторону прииска.
— А там чего?.. Ничего не говорят. Одни жалеют, а другие так говорят: «На смирного бог нанесет, а бойкий — сам наскочит»… Ну, вот и наскочил… Таковский был!
— А не намекают, кто зарезал?
— А почем знают?.. Никто ничего не знает… Только думают, что…
— Что?
— Да думают… Потом я тебе скажу, Макар Яковлич!
Они вышли. Дорогой Телышков сообщил, что рабочие думают на ингушей. Скоробогатов шел, не зная куда. Смотреть на зарезанного Пылаева ему не хотелось. Его беспокоила мысль, что Кате известно о той ночной встрече с Пылаевым. Он старался навести штейгера на мысль о дочери, но прямо спросить не решался. А Телышков говорил:
— Пойдет теперь опять драна грамота! Я советую тебе, Макар Яковлич, уволить этих ингушей… Ей-богу!.. Добра с ними не наживем. Погоди, они и до нас доберутся.
Дня три Макар чутко прислушивался к разговорам, старался понять, догадывается ли Телышков о причине убийства, но Телышков разговаривал с хозяином обычным тоном.
На прииске к смерти Пылаева действительно отнеслись по-разному. На другой же день, — едва труп увезли в Подгорное, — вечером ватага молодых парней прогуливалась по прииску с гармошкой, напевая похабные частушки. Старые рабочие Пылаева пожалели.
— Хотя Гришка и буян был, а шушеру эту держал на узде.
При появлении Скоробогатова в квартире Телышкова Катя исчезла. Она осунулась, глаза были красные, опухшие. Макар подумал:
«Ревела…»
А Телышков, поймав дочь в кухне, остановил ее:
— Ты куда?
— К подруге.
— Как он в дом — ты из дома вон? Что это за мода, а?.. Не уходить!.. Слышь, я что тебе говорю? Подлюга!
Катя придушенно застонала и, вырвавшись, убежала, а Телышков, возвратившись в комнату, виновато проговорил:
— Непокорные нонче дети растут, упрямые, своеобышные. Мать была — ничего… умерла мать, — от рук отбивается девка.