Лога

— Гражданская война! Армия стала не армия, а вооруженный народ.

— Это, значит, друг друга колотить будем?

— Последнее время подходит, — со вздохом проговорил Яков. — Слыхал я это от отца. Как сейчас вижу, как он говорил: — «Восстанет брат на брата и сын на отца, будут глады, моры, и придет тогда суд божий». — Допивая блюдце чая, он спросил Столярова: — Кто же с кем воевать будет, Ляксандра Васильич?..

— Рабочая партия с правительством, — ответил Столяров. — Вам, Макар Яковлич, более всего нужно задуматься, потому что у вас большое предприятие.

— Задавим!

— Кого?

— Бунтарей.

— Кем давить будете, когда войска ненадежные.

— Ослаб народ, — сказал Яков.

— На одних городовых далеко не уедете.

Макар прошелся по комнате и остановился у окна. По улице вразвалку шел подвыпивший мастеровой и громко пел:

Царь занялся воевать,Бросил водкой торговать…А царица Сашка с Гришкой…

— Ну, это возмутительно, — бледнея, проговорила Татьяна.

— Хы! — усмехнулся Яков и завистливо добавил: — где-то нашел, выпил…

— Что смотрит полиция? — возмущалась Татьяна.

Столяров, улыбаясь, потирал руки, а потом, прихмурив брови, проговорил:

— Голая правда. Народное творчество, — будь оно дерзко, цинично, — правдиво.

Скоробогатов спросил:

— А Маевская Мария Петровна тоже в этой рабочей партии?

— Да, в этой.

— И не подумаешь.

С этого дня Скоробогатов стал внимательно следить за ходом жизни, читать газету.

Завод князя Антуфьева хирел, зато на другом конце Подгорного вырос новый завод, где вырабатывали снаряды. Звонкая монета с рынка давно уже исчезла, вместо нее ходили почтовые марки и бумажные полтиннички. Скоробогатов недовольно хмурился, когда в банке получал одними бумажками: — «Я им — платину, а они мне — курительную бумагу!»

Он пересмотрел запас золотых и серебряных денег и, захлопнув шкаф, проговорил:

— Больше не получите ни копья!

Скупая у старателей золото и платину, он сбывал новые деньги, бережно храня старые радужные кредитные билеты.

Как-то раз Телышков испуганно сообщил Макару:

— Сизов был на руднике, и большая половина забойщиков в этот вечер уходила куда-то… Надо сообщить, Макар Яковлич, полиции. Говорят, Ефимка этот в бегах находится — полиция-то его днем с фонарем ищет.

И в другой раз Телышков явился с недоброй вестью. Взбежав по лестнице вверх, он столкнулся с Яковом:

— Макар Яковлич у себя?

— Дома где-то, а тебе на что его?

— Надо…

Не слушая расспросов Якова, он торопливо прошел в комнаты. Скоробогатов обедал. Сняв картуз, Телышков боязливо просунул голову в дверь:

— Можно к вам, Макар Яковлич? Скоробогатов удивился неожиданному приезду штейгера.

— Заходи. Чего опять?

— Да беда, Макар Яковлич! — начал торопливо рассказывать Телышков, завистливо поглядывая на стол, где стояла большая жаровня с поросенком по соседству с графином водки.

— Как ты вечор уехал, у нас пошла драна грамота. Мишка Кочуров всех больше шумит.

— Чего ему мало?

— Да все, и он, и все!

— Ну?..

— Да… — Телышков помолчал, теребя рыжий картуз. — Работу сегодня бросать собрались.

— Чего им надо?

— Хлеба нет, говорят.

— Хлеба?.. А это общество что смотрит? Для чего я их пустил на рудник, чтобы торговать вшами да мышами?

— Кирька Голохвостов — магазинер, — говорит нету, и взять, говорит, негде.

— Значит, не работают сегодня?

— Вряд ли!..

Скоробогатов стиснул зубы.

— Вот что. Поезжай, — сказал он, — и скажи там, что я сейчас пришлю хлеба, а Кочурова Мишку выгони. Работы ему не давай.

Телышков поднялся с места, но не уходил, завистливо посматривая на стол.

— Достаете где-то водочки, — сказал он, улыбаясь.

— Что, выпить охота?.. Давай…

Скоробогатов налил и подал Телышкову емкий стакан водки.

Дрожащей рукой Телышков взял стакан.

— Уж не изволили бы беспокоиться, Макар Яковлич! Мы уж забыли, как она и пахнет.

— А Кирьке Голохвостову скажи, что если он не достанет муки для рабочих, я закрою его кооперацию, — не слушая, сказал Макар.

— Хорошо. Всё в точности передам. А Мишку я выгоню. Обязательно выгоню. Часу у меня не проживет.

После обеда Скоробогатов отправился на базар, но хлебные лавки были закрыты. Он поехал домой к хлеботорговцу Ложкину… Когда со двора Ложкина вывезли два воза муки, их окружили женщины с сумками и мешками.

— Стой, куда повез?

Возчики, не слушая, протискивались сквозь густую толпу женщин, лошади вставали, фыркали. Толпа густела.

— Не отпустим хлеб!

— Разделим!

— Что нам, голодом помирать?!

— Бабы, развязывайте мешки!

Скоробогатов протискался сквозь крикливую пеструю толпу, грозно крикнув возчикам:

— Ну, что встали?..

Еще сильнее поднялся галдеж. Засвистали полицейские.

Женщины, с налитыми горем глазами, ухватились за мешки, дико крича:

— Не отдадим! Не пустим! Богатым хлеб есть, а нам нету?!

— Ну, бабы, расходись! — грозно крикнул полицейский урядник, тесня лошадью голодную толпу.

— Убирайся к чорту, фараон!

— Чего ты делаешь?.. Зачем людей мнешь?!

— Расходись, говорю! — грозно кричали полицейские.

Но толпа не расходилась. Кто-то дико вскрикнул:

— Ай!.. Спасите!..

В толпу вмешалась группа рабочих.