Лога

— Почему ты мне ничего не сказал? — крикнул вдогонку сын.

— А я почем знаю, чего будет. Нашел советчика. Ступай к Сидьке Красильникову. Он тебе растолкует, а я что?.. — Яков ушел ворча: — Теперь отца узнал, а то: — «Тут не твое дело… Я знаю»… Вот и знай теперича.

Макар тоже пошел посмотреть. Он удивился, увидев Столярова в огромном шествии. Столяров с большим красным бантом, приколотым к лацкану пальто, шел без шапки в середине густой толпы и вел под руку даму, в большой шляпе и в горжете из чернобурой лисицы. Дама, улыбаясь напудренным полным лицом, что-то рассказывала Столярову.

Впереди их плыло знамя с лозунгом: «Да здравствует демократическая республика».

Опираясь на трость, Скоробогатов пошел тихонько рядом с шествием, пропуская людей и знамена. Люди пели:

Вихри враждебные веют над нами…

Одни проходили, другие шли и пели:

Богачи, кулаки жадной своройРасхищают тяжелый твой труд..

Особенно надсадно пел один веснущатый рыжий парень, широко разевая рот, и сосредоточенно смотря в спину идущим впереди.

Группа пленных австрийских солдат несла большой плакат:

«Угнетенным народам нужна свобода».

Проходя мимо дома Столярова, Скоробогатов увидел в открытом окне Татьяну. Возле нее стояла худенькая белокурая жена Столярова. Татьяна бросила в толпу несколько живых цветов. Большая пунцовая роза упала на плечо Русинова. Макар остолбенел: рядом с Русиновым шла Мария Петровна Маевская и Ефим Сизов. Маевская была бледна и как будто стала выше ростом. У Сизова над головой колыхалось знамя и порой прикрывало его.

«Долой войну — вся власть советам», — прочел Скоробогатов. На сердце стало тяжело и тревожно. Он зашел к Столярову. «Выпить бы крепко сейчас», — подумал он.

Татьяна его встретила улыбкой. Румянец играл на ее всегда бледном лице. Скоробогатов исподлобья взглянул на жену.

— Ты это на каких радостях цветками обрасываешь?

— А что ж? — спросила Столярова.

— Ничего, только я чтобы больше этого не видал. — Он зло сверкнул глазами. Татьяна побледнела, выпрямилась и вышла.

— В социалисты записалась? — крикнул ей вдогонку Скоробогатов.

Запустив руки в карманы, он подошел к окну. Шествие лилось. Песни смешивались в общий нестройный гул.

«Вся земля крестьянам», — прочитал он надпись на проплывающем мимо знамени. Ему захотелось взять цветочный горшок и со всего размаху запустить в толпу.

— Правда, величественно, грандиозно? — проговорила жена Столярова.

Он обернулся, посмотрел на ее лицо с нездоровым румянцем на щеках, и сказал, сдерживая злобу:

— Для кого как…

— Замечательно!

Они наблюдали за шествием молча.

— За что вы обидели Татьяну Сидоровну?

— Не обижал я ее.

— Ушла она…

— Пусть.

Он не хотел и думать о жене. Маевская заслонила собой Татьяну. Его мучило неукротимое желание — увидеть Марию Петровну.

Пришел Столяров веселый и возбужденный.

— Видали? — спросил он, торопливо раздеваясь.

— Видал.

— Ну, как вам это нравится?

Скоробогатов усмехнулся и пожал плечами.

— Непонятно?.. Славная революция, которую мы так долго и терпеливо ждали! — сказал Столяров.

«Ждали, а не делали», — подумал Скоробогатов. Он вспомнил встречи у Маевских с Русановым, с Губковым, Лопатиным.

— Ну, а теперь что будет? — спросил он Столярова.

— А теперь?.. Теперь будет борьба…

— С кем?..

— С анархией!

На столе появилась бутылка крепкого коньяку. Столярова и худенькая черноглазая горничная приготовляли чай.

— Я думаю, что ты теперь должен получить депутатское место в Думе, — сказала Столярова.

— Ну, что — Дума! — отозвался муж. — В Думу я не пойду. Теперь мы пойдем в Учредительное собрание.

— Там и учредят порядок, — насмешливо проговорил Скоробогатов.

— Да!

Столяров заговорил, ероша пушистые волосы.

— Сегодня будет исключительно интересное собрание. Сегодня будет выбран наш местный орган самоуправления. Сегодня будем воевать!

— С кем?..

— С рабочей партией!

— Побьют они вас.

— У нас больше аргументов. Мы должны стать во главе руководства.

— Почему обязательно вы?..

— Эх, батенька мой! Интеллигенция — застрельщица революции. Право наше. Поедемте, Макар Яковлич! Для вас будет поучительно. Вы же профан в политике, а вам с вашим большим делом без политики будет теперь очень трудно.

— Нет уж, вы валяйте, а я на ваше собрание не пойду. Сам-то я здесь, а ум-то у меня там — на руднике.

И Скоробогатов рассказал Столярову историю на Безыменке. На лицо адвоката упала тень.

«Завинтились, обалдели», — думал Скоробогатов по дороге домой. — «Завели канитель!» Он заперся дома на ключ в своей комнате и открыл тяжелый сундук. Пересчитывая золотые монеты и пересматривая в желтых замшевых мешочках платину и золото, он думал: «Подожду сдавать. Дома лежит — хлеба не просит».

Утром, чуть свет, он уехал на Безыменку. Дорога почернела, оттаяла и лежала навозным бугром, проваливаясь под копытом лошади. Кой-где уже видны были на припеках большие проталины. Каллистрат, ерзая на сиденьи, рассказывал о вчерашнем собрании. Завалившись в угол кошевки, Скоробогатов слушал его.