Лога

— Полюбуйся, чем твой сынок занимается!

— Это должно быть, — Каллистрат, — ответила жена. — Но ты не трогай его. Я почему-то боюсь этого человека.

— И бояться нечего, — выгоню и все тут!

На другой день Каллистрат, забрав свой сундучок с пожитками, ушел из скоробогатовского дома.

Провожая Каллистрата, Яков укоризненно качал головой.

— Совсем белены объелся… Ну, с какого это угару Каллистрашку прогнал?

Спустя несколько времени Макар, выглянув из окна, увидел Каллистрата, — тот шел в отряде красногвардейцев под винтовкой.

— Достукался, — проговорил Макар. — В кошомное войско попал. — Он ядовито усмехнулся, говоря Татьяне: — Полюбуйся-ка, — солдат! Стрелок кривоглазый!

Каллистрат посмотрел на скоробогатовский дом, что-то сказал товарищам и расхохотался.

XXXI

Прииск замирал. Скоробогатов ходил хмурый. Телышков бегал по увалу смотря, как разрез снова наполняется водой.

Зато ниже разреза жизнь так и кипела. Там ходили спутанные кони, позвякивая боталами, а у правого берега котловины земля бугрилась свежими кучами песков. У одной из шахт на воротке работал Никита Суриков. Скоробогатов, слоняясь возле своего погибшего хозяйства, зашел как-то раз к шахтам и спросил Сурикова, указывая на квадратную яму:

— Там кто?..

— Пал Максимыч, — не глядя, ответил Никита.

— Как?..

— Пал Максимыч, говорю. Не знаешь, что ли, какой? Костяной да жиляной, — Суриков при этом недовольно взглянул на своего прежнего хозяина. У Скоробогатова на лбу вздулась жила. Заглядывая в шахту, он крикнул:

— Эй, — кто там, вылезай-ка!

— Пошто? — отозвался голос из шахты.

— Ну, надо, стало быть!

— А ты кто такой?

— Макар Яковлич, — сообщил Суриков.

— Принимай!

Зацепившись одной ногой за бадью, из шахты вынырнул Суханов.

— Ну, в чем дело? — сердито спросил он Скоробогатова.

— Кто разрешил тебе здесь работать?

— Сам разрешил.

— Это как так?

— А просто так…

— Выметайся! Мое это место.

— Не твое, — а наше — народная земля. Не стало теперича вашего брата — хозяина. Все мы одинаково теперь хозяева. Недосуг с тобой балакать… Давай, Микита, спущай!

Суханов, бойко вскочив в бадью и ухватившись за веревку, стремительно спустился в квадратный зев шахты.

Глядя на затопленный разрез, Скоробогатов мысленно подсчитывал свои запасы, и раздумывал о том, как бы поправить дело. Наконец, он напал на новую и как будто верную мысль. Макар оседлал лошадь и поехал на Глубокий.

— Драгу… паровую драгу поставлю на разрез. Лучше еще будет, дешевле, — соображал он, пробираясь узкой тропой к деревне Прохоровке.

Дорожка вилась в лесу узкой полоской; то ныряла в мелкую сосновую веселую поросль, то шла меж стройных смолистых колонн, а иногда, вырвавшись из бора, устремлялась на плешивый шихан горы и оттуда убегала в темные трущобы долин. Ясный июльский день опахивал лицо легким дыханьем ветра. Пахло жженой хвоей. С гор можно было видеть в разных местах смутные дымовые завесы: горела глухая уральская рамень.

Огромной котловиной протянулся лог Глубокий. На гладкой, горящей на солнце, запруде дымила драга. Она, как угловатое тяжелое животное, запустив в воду свой стальной хобот, высасывала лучшие соки земли, вздрагивала от удовольствия, жадно выла, сбрасывая по транспортеру назад смытую гальку. Мутная вода позади нее булькала, вскидывалась вверх.

Макар приостановил лошадь и долго следил за работой этого чудовища. Раньше почему-то он не знакомился с этой машиной, хотя знал, какую огромную пользу она приносит. Вдруг он заметил, что у трубы на высоком шесте колыхается большое красное полотнище. «Везде натыкали красных тряпиц…» — подумал Макар.

Он прошел в контору прииска к управителю Моржевичу. Это был рослый русый инженер в мундире и больших болотных сапогах.

— Драгу строить? Это можно! Если у вас есть лишние, ненужные вам деньги, — валяйте! — говорил Моржевич.

Движения его были торопливы, беспокойны. Разговаривая с Макаром, он быстро что-то писал. Перо бегало по бумаге, скрипело, мазало. Скомкав листок, он бросил его в корзину, взял новый, кинул ручку, схватил карандаш, крикнул:

— Клим!.. Клим!..

На зов торопливо вошел суетливый низенький мужичок.

— Сколько раз я вам говорил, чтобы карандаши были отточены. Чорт знает, на что это похоже!

Клим схватил карандаши и ушел, а Моржевич продолжал рассказывать Скоробогатову:

— Канитель… Старатели совершенно отбились от рук. Лезут в дражный район, где им совершенно запрещено работать, а рабочие… Вы где ехали? Через Веселый Камень?

— Да.

— Вот… Видали на Глубоком драгу?

— Видел…

— А тряпицу красную видали на трубе?

— Видел.

— Вы как думаете, что это?

Макар промолчал.

— Новые хозяева нашлись, — сказал Моржевич.

— Кто?

— А кто на этих драгах работал — рабочие — и на втором номере, и на четвертом, и на восьмом… Зараза… Объявили себя хозяевами.

— Гнать!..

— Гнать? Попробуйте! Меня выгнали с драги на Глубоком.

Моржевич, подписав бумажку, торопливо вышел. Скоробогатов услышал его голос:

— Гони, не жалея ни себя, ни лошади…

Скоробогатов понял, что делается на Глубоком. Тяжело вздохнув, он поднялся с кресла… Как-то неестественно усмехнувшись, Макар проговорил глухим, потухшим голосом: