Логические трактаты

Так как я полагаю, что величайшее утешение, возможное в жизни, состоит в изучении всех философских дисциплин и занятиях ими, то мне особенно приятно и даже в каком-то смысле полезно приниматься за изложение того, что я считаю своим долгом сообщить тебе. Ибо, хотя к созерцанию истины должно стремиться в силу того, что оно прекрасно само по себе, созерцание это становится еще более приятным, если осуществляется сообща. Ибо нет такого блага, которое не сияло бы ярче, получив признание со стороны еще большего числа людей. Ведь оно, в противном случае обреченное на пребывание под спудом молчания и подверженное постепенному исчезновению в тишине, будет цвести сильнее и избежит забвения потому, что к нему будут причастны знающие. Кроме того, занятия доставляют еще больше удовольствия, если они предполагают, что среди тех, кто сведущ в одной и той же науке, находится тот, кто преуспел в ней более всех. А если, как дело обстоит в нашем с тобой случае, к дружескому участию добавляется то, что и само по себе приятно, то удовольствие от занятий непременно приобретает еще и наисладчайший привкус любви. Ведь так как дружба по самой своей сути предполагает обязанность для друзей делиться своими мыслями, всякий охотнее признается в том сокровенном, о чем он думает, только тому, кого он любит. По этой причине дело обстоит так, что, даже если неизмеримость труда и усложняла путь начатому делу, все же сил было достаточно для того, чтобы совершить то, за что я взялся, имея в виду тебя. Ведь разве совершала бы что-то великое ревностная любовь к тебе, если бы оставалась в границах возможного? Итак, о том, что у некоторых греческих писателей, причем крайне редких, изложено поверхностно и путано, из латинян же я ничего подобного не нашел ни у кого, я позаботился, посвятив твоей науке наш, хотя и потребовавший много времени, но все же успешный в своем начинании труд. Ведь хотя ты весьма сведущ в том, что касается категорических силлогизмов, ты весьма редко задавался вопросами о силлогизмах гипотетических, о которых ничего не написано у Аристотеля. Теофраст же, муж, ко всякой науке способный, исследует эту проблему лишь в общем. Евдем вступает на более широкий путь изложения, но так, что он как бы заронил некие семена, не преуспев при этом, как кажется, в сборе плодов. Мы же, насколько нам достанет сил, ума и дружеского к тебе расположения, решили тщательно прояснить и в деталях исследовать то, что они или сказали кратко, или вовсе пропустили, в каковом деле наградой за преодоленную трудность мне будет, если ты сочтешь, что я исполнил свой дружеский долг, даже если тебе покажется, что в этом учении я оказался недостаточно последователен. Будь здоров!