Логово горностаев. Принудительное поселение

Однако «секретное оружие» Вальери сработало довольно слабо. Свидетель был почти уверен, что стрелявший, которого он успел разглядеть в эти несколько страшных мгновений, был в перчатках. Если это было действительно так, то перечеркивало отрицательный результат, который дала проверка с помощью «парафиновой перчатки», которой Буонафортуна был подвергнут сразу же после ареста — через несколько минут после убийства полицейского.

Но вызывало удивление следующее: Ла Маттина, отчетливо запомнив такую второстепенную деталь, как перчатки, вовсе не уверен, что полицейского убил именно арестованный — Анджело Буонафортуна. Даже говоря о том, в чем, казалось, он не должен сомневаться, свидетель выглядел робко, как школьник на экзамене, не уверенный, что вытянет хотя бы на «тройку»; казалось, он все время пытается угадать правильный ответ. Под конец, когда над ним как следует поработали председатель суда, защита и обвинение, вид у него был такой измочаленный, что Балестрини отказался от намерения уточнить две-три несущественные детали. Все равно они вряд ли бы что прояснили.

— У меня нет вопросов, — сказал он председателю суда, подкрепив свои слова жестом, и бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого. Он вспомнил, что Де Дженнаро обещал ему заглянуть во время судебного заседания. Но ожидать аккуратности от Де Дженнаро с его характером было пустое дело.

На минутку Балестрини отвлекся, подумав о загадочных словах Де Дженнаро, позвонившего ему вчера в прокуратуру. Капитан обожал пользоваться официальным лексиконом, даже когда в этом не было необходимости: выражения вроде «непредвиденное направление, которое приняло расследование», «запутанный, но интересный след» словно зачаровывали его. Балестрини улыбнулся про себя — скорее с симпатией, чем насмешливо. Над подобным ребячеством капитана на службе вечно подшучивали, и полковник Винья любил поразвлечь прокурора и его ответственных сотрудников рассказами о забавных похождениях Де Дженнаро в духе «агента 007», хотя полковник при этом и старался не слишком уронить честь мундира. «Следственный отдел без него бы осиротел», — часто повторял Винья, но, разумеется, в отсутствие прокурора и его помощников. Балестрини был уверен, что Де Дженнаро решается так шутить только в его присутствии, и не знал, радоваться ли доверию капитана.

Между тем публика, быть может по секрету предупрежденная о том, что скоро прикажут очистить зал, постепенно успокоилась и восприняла почти равнодушно появление свидетельницы Кларетты Таркуини — кассирши кинотеатра. Это она посадила Буонафортуну на скамью подсудимых своими показаниями, столь уверенными и определенными. Они произвели тем более сильное впечатление, что кассирша была похожа на испуганную курицу.

— Скажите: «Я клянусь», — велел председатель.

— Я клянусь.

— Вы — Таркуини Кларетта?

— Да, синьор.

— Синьорина, вечером пятнадцатого числа…

Балестрини только сейчас с изумлением заметил, насколько эта женщина похожа на Ренату. Очки, жидкие волосы, нищенский вид, платьишко с претензией на элегантность вроде бы отличали кассиршу от его жены. Да и лицо у Ренаты было нежнее, и она, как всякий раз говорила его мать, приезжая к ним погостить, «постепенно учится одеваться». Но, как и у Ренаты, у кассирши была привычка крепко сжимать кулачки при каждом вопросе, втягивать голову в плечи, будто ее сейчас стукнут; и, кроме того, что-то в ее фигуре — может быть, рост или еле намеченная грудь — очень напоминало Ренату, правда, скорее в прошлом — во времена его короткого жениховства и в первые два-три года их брака. Позднее Рената хотя и не слишком изменилась, но у нее появилась уверенность в себе, она стала выглядеть ухоженной. Она научилась улыбаться, чуть склонив голову набок, с каким-то детским, невинным кокетством…

— И все же вы это ясно сказали во время первого допроса! — воскликнул адвокат Силипо, и Балестрини, вздрогнув от его голоса, прогнал посторонние мысли. Таркуини, повернувшись к скамье адвокатов, приготовилась отвечать…

— Смотрите на председателя суда, синьорина, — призвал ее Силипо, указывая вверх. Девушка, естественно, растерялась. Даже самые опытные свидетели не в силах понять существующую процедуру, сначала вопросы задают председатель суда и адвокаты, а потом снова председатель — будто говорят через переводчика, что только отнимает время и утомляет.

Балестрини с первых же слов понял, о чем идет речь. По собственной воле, впервые за время многочисленных допросов девушка давала показания не в столь категоричной форме. Да, она видела Буонафортуну, когда он выходил из вестибюля, и смутно припоминала, что два часа назад продала ему билет. Потом она на секунду отвлеклась, подойдя к зазвонившему телефону, а мгновение спустя за входной стеклянной дверью произошла трагедия.