Логово горностаев. Принудительное поселение

— Может, и женщину. Правда, если вспомнить о том, что говорил все тот же сосед по балкону, это очень сомнительно: капитан был небрит, растрепан и так далее. Хотя, возможно, должна была прийти старая любовница. Поэтому он и не заботился о том, как выглядит… Но тогда к чему халат? Зачем одеваться? Де Дженнаро был не такой человек, чтобы беспокоиться о том, что кто-нибудь из соседей, не дай бог, увидит его голые ноги. Нет, по-моему, это исключено. И здесь мы можем сделать только два предположения, причем оба одинаково правдоподобные. Месть, дело, в котором замешаны женщины… так полагает коллега Мерони…

— Так расследование ведет он?

— Да. Однако я в эту версию не верю. Другая — политическое преступление, то есть провокация, или, наконец, убийство, связанное с расследованием, которое вел Де Дженнаро. Во всяком случае, следует проверить, с кем в последнее время встречался капитан — от его личных отношений до служебных контактов: имели ли место угрозы в его адрес; не заявила ли какая-нибудь террористическая группа о своей причастности к этому убийству и какая именно; откуда взялась сумма в полтора миллиона, которую капитан держал в столе, и на что она предназначалась; что искали у него в квартире… Вот тут-то, черт возьми, и зарыта собака!

— То есть?

— Легко сказать, как это делает Мерони: женщины, месть, «красные бригады» и так далее и тому подобное. А то, что перерыли всю квартиру, это чем объяснить? Мерони говорит: старались уничтожить улики, которые могли бы скомпрометировать убийцу. Например, письма женщины, единственный след, способный нас привести к ней. Но я считаю, что все это глупости, пустые выдумки!

Наверно, впервые за полчаса своего взволнованного рассказа, по-видимому, не слишком утомившего больного, Балестрини приостановился. В наступившей тишине из квартиры сверху доносились веселые ноты «Турецкого марша». Вероятно, играло радио, так как вскоре постепенно затухающую музыку заглушил голос диктора. Глаза больного, глубоко утонувшие в орбитах, казавшихся пустыми из-за темноты в комнате, смотрели на помощника пристально и внимательно.

— Так чего же ты хочешь, Балестрини?

— Ничего особенного: этим делом хочу заняться я.

Немного спустя, на улице, Балестрини мысленно вернулся к этой фразе, внешне такой обычной. Прокурор жил на верхнем этаже старинного небольшого особняка на бульваре Реджина Маргерита. Неприступность стен этого дома вошла в поговорку, там царили тишина и покой, которые сразу охватывали нечастого гостя. При выходе оттуда шумное оживление проспекта казалось непривычным, оглушало и раздражало.

Балестрини вспомнил, как прокурор, наверно пораженный его столь необычной напористостью, пробормотал в ответ: «Ну… конечно, у тебя свои причины». Андреа улыбнулся, открывая дверцу автомобиля. Улица была забита всеми видами транспорта — пробку создала уборочная машина. Регулировщик строго посмотрел на Балестрини, словно призывая соблюдать осторожность.

Однако Андреа не понравилось, что старик прокурор пытался найти отговорки раньше, чем услышал его просьбу. Намекая на предстоящее официальное назначение Витторио Де Леонибуса заместителем главного прокурора, он ворчал себе под нос, что его будущий заместитель тоже может отчасти… по своему усмотрению… поручить расследование тому из помощников, кого считает более… ну, в общем, что у Де Леонибуса также может иметься на этот счет свое мнение…

У двери кабинета Витторио Де Леонибуса, где одиноким стражем стоял величественный двухметровый филодендрон, Андреа столкнулся с сильно накрашенной девчонкой. Закрывая за собой дверь, она уставилась на него так, словно узнала его.

— Ах, доктор Балестрини…

Напрягая память, он взглянул на девицу внимательнее.

— Забыли меня? Я приходила к вам просить пропуск в «Реджина Чёли», — улыбнулась она.

— А, да-да, — отозвался Балестрини.

Его раздражали наглый вид и чуть ироническая улыбка этой крошки, разгуливающей в платьице с таким декольте, которого не могла оправдать даже царившая в прокуратуре тропическая жара.

— Я была у заместителя прокурора… — начала было девица игривым тоном, и вдруг он вспомнил о слухах, ходивших о посетительницах Витторио Де Леонибуса. Кроме того, барышня была информирована лучше, чем ей следовало бы, уже назвав Витторио заместителем, хотя в эту должность он еще не вступил. Стараясь скрыть неприязнь, Балестрини попрощался с девицей кивком головы и взялся за ручку двери.