Ломая рассвет

— Э-м-м, Джейкоб, сейчас действительно не лучшее время…, - доктор казалось, тоже был смущен, но не по тому поводу, которого я ожидал. — Может быть, ты зайдешь позже?

Я ошеломленно уставился на него. Он что, предложил отложить смертельный бой на более подходящее время?

А потом я услышал голос Беллы, надломленный и сердитый, и уже не мог думать ни о чем больше.

— Почему нет? — спрашивала она кого-то. — Мы что, и от Джейкоба держим секреты? Что за новости?

Ее голос был совсем не таким, какой я ожидал услышать. Я попытался вспомнить голоса молодых вампиров, с которыми мы боролись весной, но все, кого я помнил, были способны лишь рычать. Может быть, у тех новообращенных не было способности к речи до той поры, пока они не становились взрослее. Возможно, голоса всех молодых вампиров звучали так же хрипло.

— Джейкоб, пожалуйста, проходи, — голос Беллы стал громче.

Карлайл нахмурился.

Я подумал: а была ли Белла голодна? И прищурился, глядя ему в глаза.

— Прошу прощения, — сказал я доктору, обходя его. Это было не легко — мне пришлось поступиться всеми своими принципами и пойти против всех инстинктов для того, чтобы повернулся спиной к одному из них. Не так уж и невозможно. Если и существовала такая штука, как безопасный вампир, то им был их странно галантный вожак.

Я избегал бы Карлайла, если бы началась борьба. Здесь хватало вампиров, которых можно было убить, даже исключив его.

Я ступил в дом, держась спиной к стене и пробежался взглядом по комнате — все здесь было непривычным. Когда в последний раз я был тут, все было переставлено по другому для вечеринки. То, что казалось таким ярким тогда, сейчас выглядело бледным, включая и шестерых вампиров, стоявших рядом друг с другом у белого дивана. Все они были здесь. Все вместе. Но не это было тем, что парализовало меня, заставив подбирать челюсть с пола.

Это был Эдвард, вернее выражение его лица.

Я видел его озлобленным, высокомерным, и даже когда ему было больно, но то, что я видел сейчас, было настоящей агонией. Полубезумные глаза. Он не просто смотрел на меня, он впивался в меня взглядом, будто кто-то зажег внутри него огонь. Его руки словно когти впивались в обивку дивана.

Я не мог даже наслаждаться его муками. Я думал лишь о том, что послужило причиной такого взгляда, и проследил за направлением его взора, сразу увидел ее, почувствовал ее аромат. Ее теплый, чистый, человеческий аромат.

Белла была наполовину скрыта подлокотником дивана, она лежала, свернувшись калачиком, обхватив руками колени. В течение одной долгой секунды я не мог видеть ничего, кроме того, что она все еще была Беллой, которую я любил, ее кожа — до сих пор была мягкой и нежной, подобная бледному персику, а ее глаза — по прежнему имели тот же самый шоколадно-коричневый оттенок. Мое сердце странно екнуло и пропустило удар. Я не знал, был ли это всего лишь сон, от которого я вскоре очнусь.

И тогда я по-настоящему разглядел ее.

Под глазами пролегли глубокие темные круги, лицо казалось измученным. Кожа выглядела еще бледнее и тоньше, щеки осунулись, скулы сильно выпирали. Волосы, откинутые с лица, свалялись в спутанный грязный узел и несколько прядей прилипли к испарине на лбу и шее. Ее пальцы и запястья казались настолько хрупкими, что становилось страшно.

Она была больна. Очень больна.

Все правда. История, которую Чарли рассказал Билли, не была просто досужей выдумкой. В то время как я смотрел, ее ресницы трепетали над бледно-зеленой кожей.

Белокурая кровопийца — кажется, Розали, склонилась над ней, отрезая от моего взгляда, в странном защитном жесте.

Это было ошибкой. Я знал, что Белла сейчас чувствовала — ее мысли были настолько очевидны (иногда казалось, будто они отпечатаны прямо у нее на лбу) что она могла не посвящать меня в детали дела, что бы я понял в чем суть. Я знал, что Белла не любила Розали. Я видел это на ее лице, когда Белла говорила о ней. И не только то, что она ее не любила. Она боится Розали. Или боялась.

Но сейчас во взгляде Беллы, устремленном на нее, не было ни капли страха. Скорее нечто примирительное или что-то в этом роде. Розали подняла с пола тазик и подставила под подбородок Беллы, ее вырвало.

Эдвард опустился на колени подле Беллы, в глазах по-прежнему была мука, и Розали выставила руку, попросив его воздержаться.

Ничто из этого не имело смысла.

Когда Белла смогла поднять голову, то смущенно улыбнулась мне.

— Прости за это, — прошептала она.

У Эдварда вырвался тихий стон. Его голова опустилась на колени Беллы. Она прикоснулась рукой к его щеке, будто успокаивала его.

Я не осознавал, что придвинулся ближе, до тех пор, пока Розали, зашипев, не возникла между мной и диваном. Она была похожа на телезвезду. Но меня совсем не волновало, что она находится здесь. Она не казалась реальной.

— Роуз, не надо — шепнула Белла. — Все в порядке.

Блондинка убралась с моего пути, хотя, держу пари, не горела желанием. Нахмурившись, она присела у изголовья. Ее оказалось легче игнорировать, чем я мог себе представить.

— Белла, что случилось? — шептал я.