Ломбард Проклятых душ. Книга вторая. Новый Альтаир (СИ)

- Димуль, - спросил Егор Петрович, - а в котором часу нам приехать за тобой: до обеда или после?

- Пап, - голос сына вздрогнул, - я бы…я бы… хотел сразу поехать на…на деловую встречу.

Отец изумился и спросил, о чем это он. И Митенька ответил:

- Пап, в общем… В общем, - он глубоко вздохнул и выпалил: - Я возвращаюсь к Стрижевой и в шоубизнес!

- Что?!

- Да, папа, я решил. Так будет лучше для всех нас. Из-за меня ты и помощников по дому лишился, и работать тебе пришлось. И мама чуть не спилась на нервной почве. А что я дочери, в случае чего, дам? Надо работать мне, пап. Я сам не хочу к Стрижевым возвращаться. Понимаю, что мне придется часто сталкиваться с Тюльпановой, которая все никак не может понять, что любит мой образ, а ни меня самого, но… Куда мне деваться? Другого выхода я не вижу…

- Смотри, чтобы не обманули они тебя…

- Не обманут, - сквозь слезы улыбнулся Дима, и отец сразу это почувствовал по интонации. - Не волнуйся, папочка! Все будет хорошо. И простите мне мой эгоизм. Я люблю вас.

- И мы тебя, сынок, - растрогался Егор Петрович.

- Приехали, - сообщила водительница такси, и отцу и сыну пришлось распрощаться до завтра.

*

Утро залило прекрасный Эльмирград холодным рассветом. Пасмурное небо окрасилось в желтовато-розовые оттенки. А на серо-зеленой траве поблескивала роса. Столица постепенно пробуждалась, и “ранние пташки” поспешили на работу.

Хачапурная “У Зухры” уже гостеприимно открыла свои двери, но ни одного посетителя еще не заглянуло к ним на завтрак.

Чарльз Никитич, расставляя на столы новые салфетницы, в душе сердился… Нет, даже кипятился! Всё в нем клокотало от внутренней ярости, но Берёзкин сдерживался. Вчера сын снова остался ночевать в семье у подруги. Мужчине это не нравилось. Он считал, что Морозовы балуют Араика, а с ним надо построже. Они, похоже, обращаются со шлюхой для гопниц, как с принцем. Берёзкин подозревал, что мальчишка мечтал выскочить за свою Аглашку и свалить с ней из дома, когда ему исполнится восемнадцать. Папаша и сам бы рад отделаться от надоевшей ему кровиночки, но все же хотелось…продать его подороже. Кому, правда, такой нужен?! Но случаются же чудеса!

Обведя взглядом алые стены зала, мужчина глубоко вздохнул. Если бы не сестра, в жизни бы его никто не взял на работу: с женой, как с ребенком, в “декрете” сидит, когда та уходит в запойный отпуск. А Зухра терпит. Спасибо ей за то. Правда, она и Араика поколачивает, но ничего - полезно ему! Чарльз и сам его бьет!

И чего этот мальчишка стал таким странным в последнее время?! Не защищается, матом не кроет, к гопницам не бегает, номера не отмачивает и даже курить бросил?! Неужели сестра права, и это Стеша так влияет на их со Златкой “горе луковое”?! И действительно, хорошо было бы, если девушка взяла бы эту тварь в мужья. Ее, правда, тоже жаль, но любовь зла - полюбишь и козла! Влюбилась - и нечего потом пенять на всех подряд! Сама виновата! Но нет… Кто сказал, что Морозовой нужен невоспитанный отпрыск Берёзкиных, и пусть, что у нее получается его перевоспитывать? Может, у нее материнский инстинкт к этому Араику, и ничего более?

Чарльз сощурил глаза и почувствовал, что на сердце и отрадно, и досадно одновременно. Его сын - тварь, это бесспорно. Но он красив! Одевается, как дурак, конечно. Но это как посмотреть…! Такому мнению придерживаются взрослые, а у молодежи это считается очень даже ничего! Она, наверняка, и сама подобному стилю частенько тяготеет. И да, Араик, безусловно, очень красив. Все это говорят. И Чарльз со Златкой даже гордились им по этому поводу. Только по этому: так-то он тупица, каких поискать. Берёзкин-старший, безусловно, был бы счастлив, если бы Морозова влюбилась бы в его сына и, взяв в мужья, от него бы всех избавила. Но вот червячок сожаления все же изрыл туннели в сердце папаши, и они наполнились ноющей болью и досадой. Стеша чудесна, порядочна, добра, бесстрашна, но…не богата, как хотелось бы Чарльзу Никитичу. Он грезил отдать сына за миллионершу, чтобы та обеспечила семью своего жениха! И тогда, - мужчина от досады с шумом поставил сахарницу на стол! - эх, и тогда бы ему не пришлось бы работать официантом у родной сестры! Он зажил бы припеваючи и вольготно, если бы эта сволочь Араик поимел бы внезапно совесть и очаровал бы какую-нибудь олегархиню.

Внезапно раздались шаги из коридора и голоса гардеробщицы и юного Березкина! “Эх, легки на помине!” - с досадой подумалось Чарльзу Никитичу, и он пошел их встречать. Мужчина вышел к парадным дверям и увидел, что сын стоит во дворе и кормит больших, жирных ворон хлебом. Злость снова наполнила душу папаши. Негодование. Почему-то эта, даже милая, картина натолкнула его на мысль, что и Зухра вот так же подкармливает крохами и их со Златкой.

На лице юноши сияла ласковая, легкая улыбка, когда он кидал хлеб птицам. А те, жирные, огромные, серо-черные, важные такие, столпились у ног Араика, словно курицы. Говорят, в древние века вороны не подпускали человека столь близко, но как же меняются времена!