Читаем Ломоносов полностью

Ломоносов

Ломоносов для русской истории – личность уникальная. Не только потому, что это ученый мирового уровня, не только из-за разносторонности его знаний и интересов, но и в силу исключительности его судьбы. Сын черносошного крестьянина, он поднялся до самых верхов. Он стал почетным членом нескольких прославленных академий. Знатнейшие вельможи русского двора считали за честь дружить с ним. Две императрицы охотно с ним беседовали.Между школьными учителями порой возникают споры: в чьем классе вешать портрет Михаила Васильевича Ломоносова. Ведь он был и физиком, и химиком, и математиком, и минералогом, и приборостроителем, и историком, и литератором… Даже в классе рисования его портрет был бы уместен, ведь Ломоносов создал значительное количество великолепных мозаик. Есть в биографии великого русского ученого нашлось место и причудливым гипотезам. Мог ли Ломоносов быть сыном Петра Великого? Правда ли что к его смерти причастна Екатерина II? Читайте об этом в новой книге серии «Самая полная биография».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Иона Ризнич

Биографии и Мемуары / Документальное18+

Иона Ризнич

Ломоносов

Высказывания Михаила Ломоносова

«Под огнем понимается степень теплоты, превышающая ту, которую могли бы вынести живые существа».


«Тела, обладающие большей степенью теплоты, чем наше тело, мы обычно называем горячими, а меньшей – холодными; итак, частицы горячих тел вращаются быстрее, чем частицы нашего тела, а частицы холодных тел – медленнее».


«Учением приобретенные познания разделяются на науки и художества. Науки подают ясное о вещах понятие и открывают потаенные действий и свойств причины; художества к приумножению человеческой пользы оные употребляют. Науки довольствуют врожденное и вкорененное в нас любопытство; художества снисканием прибытка увеселяют. Науки художествам путь показывают; художества происхождение наук ускоряют. Обои общею пользою согласно служат. В обоих сих коль велико и коль необходимо есть употребление химии, ясно показывает исследование натуры и многие в жизни человеческой преполезные художества».


«Французы, которые во всем хотят натурально поступать, однако почти всегда противно своему намерению чинят, нам в том, что до стоп [1]

надлежит, примером быть не могут, понеже, надеясь на свою фантазию, а не на правила, толь криво и косо в своих стихах слова склеивают, что ни прозой, ни стихами назвать нельзя».


«…пусть журналист запомнит, что всего бесчестнее для него красть у кого-либо из своих собратьев высказываемые ими мысли и суждения и присваивать их себе, как будто бы он сам придумал их, тогда как ему едва известны заглавия книг, которые он уничтожает».


«…нет такого невежды, который не мог бы предложить гораздо более вопросов, нежели сколько самый сведущий человек в состоянии разрешить».


«Я бы охотно молчал и жил в покое, да боюсь наказания от правосудия и всемогущего промысла, который не лишил меня дарования и прилежания в учении… и дал терпение и благородную упрямку и смелость к преодолению всех препятствий к распространению наук в отечестве, что мне всего в жизни моей дороже…»


«Первый высокий металл есть золото, которое чрез свой изрядный желтый цвет и блещущуюся светлость от прочих металлов отлично. Непреодолимое сильным огнем постоянство подает ему между всеми другими металлами первенство, ибо, в жестоком жару чрез долгое время плавлено, не токмо природную свою красоту удерживает, но и еще чище прежнего становится, ежели пред тем с каким-нибудь простым металлом смешано было… Для показанных сего металла свойств высоких уже от древних лет называли его химики Солнцем и дали ему тот же знак, которым астрономы Солнце назначают».

      «Науки юношей питают,      Отраду старым подают,
      В счастливой жизни украшают,      В несчастный случай берегут;      В домашних трудностях утеха      И в дальних странствах не помеха.      Науки пользуют везде,      Среди народов и в пустыне,      В градском шуму и наедине,      В покое сладки и в труде».      «Я мужа бодрого из давных лет имела,      Однако же вдовой без оного сидела.
      Штивелий уверял, что муж мой худ и слаб,      Бессилен, подл, и стар, и дряхлой был арап;      Сказал, что у меня кривясь трясутся ноги      И нет мне никакой к супружеству дороги.      Я думала сама, что вправду такова,      Не годна никуда, увечная вдова.      Однако ныне вся уверена Россия,      Что я красавица, Российска поэзия,      Что мой законной муж завидной молодец,      Кто сделал моему несчастию конец».
      «Исполнен слабостьми наш краткий в мире век:      Нередко впадает в болезни человек!      Он ищет помощи, хотя спастись от муки,      И жизнь свою продлить, врачам дается в руки.      Нередко нам они отраду могут дать,      Умев приличные лекарства предписать;      Лекарства, что в Стекле хранят и составляют;      В Стекле одном оне безвредны пребывают.      Мы должны здравия и жизни часть Стеклу:      Какую надлежит ему принесть хвалу!»
Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное