Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

Для всех капитанов было жизненно важно иметь представление, где они находятся, избегать кораблекрушений и поражений от голландцев. Потому-то Гук так много работал над всевозможными навигационными приборами. С ювелирной точностью он делал квадранты и секстанты, с кучей малюсеньких медных винтиков и настолько мелкой маркировкой, что невооруженным глазом ее и не увидишь, а нужны они были, чтобы определять свое положение по звездам. А корабельная ветряная мельница, которую, как он надеялся (тщетно), можно было бы использовать, чтобы вращать вал и снимать корабли с мелей? Гук также изобрел эхолот для измерения глубин и блочный барометр.

Он даже попытался придумать снаряжение для подводного плавания и лично опробовал идею дышать под водой через пропитанную салатным маслом губку. Из этого ничего не вышло. Тогда он решил попробовать связку перевернутых ведер с воздухом внутри, но это было немногим лучше. Как голодная белка, он набросился на самый крепкий орешек — проблему долготы.

Дело не в том, что ему так уж сильно хотелось точно мерить время и потому он так усердно работал над созданием пружинных часов — новой системы, которая пришла на смену примитивным средневековым устройствам. А дело в том, что он верил: моряк сможет точно определить долготу только тогда, когда будет точно знать время восхода солнца и время заката.

Что касается его сухопутных проектов, то он сформулировал закон Гука о провисании сводов, из которого следовало, что кривая арки должна быть идентичной кривой провисшей цепи, — и он сделал это вовсе не в качестве интеллектуального развлечения. Он разработал эту теорию потому, что он возводил чертову пропасть арок и хотел, чтобы они стояли долго. Свою работу о дорожном строительстве он написал потому, что люди никак не могли определиться, что более эффективно — плавно ехать по мягкой дороге или тряско двигаться по твердой? Лучше всего — по твердой и бугристой, говорил Гук, и чем тоньше колеса экипажа, тем лучше. Роберт Гук продвигал человеческие познания на широчайшем фронте — то мелкими шажками, то гигантскими скачками, — а наградой ему было уважение коллег.

Чтобы понять научную революцию XVII века, нужно внимательно присмотреться к кофейням, которые при жизни Гука выросли как грибы и стали достопримечательностью города. Они появились в 1652 году, первой было заведение Pasqua Rosee’s Head, открытое на Аллее Святого Михаила у Корнхилла турецким иммигрантом по имени Паска Розе. Кофейни продавали экзотический харч, который английские торговцы, используя все более точные навигационные приборы, находили в водах индий и америк.

Там продавали арабский кофе, сахар Вест-Индии, виргинский табак, китайский чай и южноамериканское какао. Ко времени смерти Гука в 1703 году таких заведений насчитывалось уже пять сотен. Любимыми местами Гука были Garraway’s и Jonathan’s и Man’s, но у него был широкий круг предпочтений. Он любил кофейни, потому что это было место, где можно себя показать. Это был рынок идей. В его дневнике отмечено, что он ходил в кофейню Man’s поболтать с Кристофером Реном или Джоном Обри и за вечер, прихлебывая кофе, они успевали обсудить оптический преобразователь для ночного видения, рефракцию света, анатомическое строение спиральных мышечных волокон кишечника, а также то, каким образом предпочитают клевать соль скальные голуби. Затем они с Реном более детально обсуждали гуковский проект летающей колесницы с лошадьми.

Кофейня была местом, где можно рассказать друзьям о новых способах изготовления стекла или методах получения фосфора. Если повезет, приятель в кофейне мог обронить бесценные сведения, вроде того, что «негашеная известь, белок яиц, кровь или слизь улиток делают цемент для водопроводных труб твердым как камень», а иногда Гук делился и собственными рецептами: например, своим открытием того, что, если случайно отрезать кончик большого пальца, поправить это можно за четыре дня с помощью «перуанского бальзама».

Зачастую собрание философов и виртуозов так увлекалось, что начинало проводить эксперименты прямо на месте. Гук дважды забирался к потолку заведения Garraway’s, чтобы доказать вращение Земли в определенном направлении. Брошенный сверху шар падал чуть юго-восточнее ожидаемой точки приземления при полете по прямой, заявлял он, не из-за отклонения шара, а потому, что Земля сместилась за время его падения.

По крайней мере в одном случае эксперимент сработал. Шар приземлился юго-восточнее геометрически истинной точки. Радость его была безграничной. Атмосфера собраний была пьянящей, чему способствовали новые наркотики: никотин, кофеин и какао, а борьба за признание была жесткой. Со временем кофейни Лондона станут местом, где люди будут торговать акциями и облигациями или покупать страховку. Лондонская контора Lloyd’s родилась в кофейне. Кофейни сразу стали тем местом, где, как на бирже, росли или падали чьи-нибудь акции.