Лондон. Прогулки по столице мира

Вверх ведет узкая винтовая лестница из трехсот семидесяти четырех ступеней; если при подъеме начинают звонить колокола, каменные плиты пронизывает дрожь. С лестницы попадаешь в помещение, достаточно просторное, чтобы в нем поместился маленький автомобиль; здесь и находится механизм часов. Четыре длинные стальные трубки с огромными часовыми стрелками расходятся лучами к четырем циферблатам. Последние, которые с земли выглядят покрытыми белой эмалью, словно обычные часы, изготовлены из дымчатого стекла и поэтому светятся в темноте — благодаря электрическому свету, отражающемуся от белых стен в пяти футах позади циферблатов. Римские цифры высотой каждая в два фута, расстояние между минутными делениями на циферблате составляет ровно фут. Самый замечательный предмет в этом помещении — маятник, тринадцати футов длиной, с балансиром на конце (балансир весит четыре центнера). В свой последний визит на башню я заметил на балансире монету достоинством в полпенни и решил, что ее оставил предыдущий посетитель; но потом мне объяснили, что эта монетка регулирует ход маятника. Поначалу часы еженедельно заводили двое мужчин, раздевавшихся до пояса, чтобы рубахи не промокли от пота; сегодня на смену человеческой силе пришло электричество.

Над часами, в лабиринте многочисленных лесенок, висит сам Биг Бен в компании четырех Малых Бенов. Пожалуй, чтобы охарактеризовать размеры главного колокола, достаточно сказать, что весит он тринадцать с половиной тонн; не меньшее впечатление производит и гигантский «язык» весом в четыре центнера, угрожающе прижавшийся к ободу колокола и отрывающийся от него раз в час, чтобы оглушить башню грохотом. Каждому известна мелодия Биг Бена, но далеко не все знают ее слова:

О Пастырь, мне ты Вожатым будь.Я знаю, к свету ведет Твой путь[29]

.

Когда слышишь колокольный звон с расстояния в несколько футов, в нем различаешь не гимн, а артиллерийскую канонаду.

На балконе снаружи висит фонарь, который, когда его зажигают, дает Лондону знать — в палате идет заседание. Именно с этого балкона я как-то вечером глядел на Лондон и любовался тем, как улица за улицей оказывались во власти электрического освещения. Над фонарями угадывалась вечерняя дымка, над которой высился каменный Нельсон, четко вырисовывавшийся на фоне последних лучей заката. Увы! На наслаждение картиной мне — как и любому другому, кто поднимется сюда, — было отведено ровно пятнадцать минут. По истечении этого времени языки колоколов приходят в движение и начинается сущий пандемониум, потрясающий Лондон и заодно весь мир.

4

Стоя посреди Вестминстер-холла, я бросил взгляд на потолок, и мне вспомнилась прочитанная где-то история: колоссальные дубы, из древесины которых и сделан этот потолок, проросли из желудей никак не позже шестого столетия. Если это соответствует действительности, значит, потолок Вестминстер-холла — одна из древнейших и почтеннейших архитектурных деталей не только Англии, но и всего мира. Желуди проросли в Англии, окутанной мглою Темных веков. Это было время кельтских святых и крошечных монастырей наподобие Айоны и Линдисфарна, время шаек викингов, с боем прорывавшихся к руинам древних римских поселений; это была Англия, в которой звон колокола, призывавшего к молитве, и крик чайки нередко заглушались воплями сброда в рогатых шлемах, приплывавшего грабить и убивать, набивать драккары добычей и возвращаться домой, за Северное море.

На протяжении столетий саксы и норманны загоняли оленей, охотились на диких кабанов и на волков на том самом месте, где ныне высится Вестминстер-холл; здесь же они занимались любовью и устраивали пирушки. Между тем дубы росли, становясь все толще в обхвате и отбрасывая все более густую тень, а мир вокруг менялся, наступили Средние века, и в 1397 году сюда пришли лесничие короля Ричарда II, искавшие старейшие в Сассексе дубы, чтобы восстановить крышу королевского чертога в Вестминстере. Они срубили могучие деревья — те самые деревья, которые звались старыми уже в правление Альфреда Великого.

Поскольку я начисто лишен инженерной жилки, история о древности этих деревьев поразила меня, признаюсь, гораздо сильнее, нежели вычитанное в другой книге утверждение о том, что потолок и крыша Вестминстер-холла — шедевр инженерной мысли, ничуть не уступающий такому чуду техники, как железнодорожный мост через залив Ферт-оф-Форт. Вестминстер-холл по праву гордится своим потолком, прекраснее и изысканнее которого я не видел нигде. Кстати сказать, потолок и крыша серьезно пострадали от жука-точильщика, поэтому вскоре после Первой мировой войны была предпринята спасательная операция. Несколько изъеденных точильщиком досок сохранили в назидание потомкам; они выставлены в зале для всеобщего обозрения. Что касается крыши, то, как мне сообщили, теперь она в отличном состоянии и простоит еще десять столетий.