Лорд Престимион

- Да, я сказал - "сын мой". Мне всегда хотелось иметь сына, но Высшее Божество его мне так и не послало. А теперь он у меня есть, в каком-то смысле, так как по закону корональ считается приемным сыном понтифекса. И поэтому ты - мой сын, Престимион.

Ты - мой сын!

Это был неловкий момент, и Престимиону стало больно. Высшее Божество послало Конфалюму сына, к тому же красивого и благородного на вид. Но то был Корсибар, которого теперь якобы никогда и не существовало.

Но худшее было еще впереди. Когда Престимион смущенно двинулся к выходу, Конфалюм вслед ему произнес:

- Тебе надо жениться, Престимион. Короналю нужен помощник в его трудах. Не могу сказать, что мне самому так уж повезло с Роксивейл, но кто же знал, какая она тщеславная и пустая. Тебе может повезти больше. Несомненно, где-то есть женщина, которая станет для тебя достойной супругой.

И снова образ Тизмет встал перед мысленным взором Престимиона, и он, как и при каждом упоминании о ней, ощутил прилив боли.

Тизмет... Конфалюм так и не узнал о любви, которая слишком поздно вспыхнула между ним и Тизмет на полях сражений западного Алханроэля.

Но какое это теперь имеет значение? По закону Престимион мог жениться на дочери Конфалюма, несмотря на существование между ними формальных отношений приемного отца и сына. Только у Конфалюма нет дочери. Само ее имя стерто со страниц истории.

Короткая и быстро прервавшаяся связь Престимиона с Тизмет была еще одной темой, которую он не мог затронуть. Теперь появилась Вараиль, но они с ней пока еще оставались чужими друг другу. Престимион не мог знать, исполнится ли когда-нибудь то, что обещали их первые встречи. Кроме того, ему еще по одной причине не хотелось рассказывать Конфалюму о Вараиль: из-за некой извращенной и, как он понимал, совершенно нелепой верности памяти покойной дочери Конфалюма, хотя тот и не подозревал о ее существовании.

Поэтому он улыбнулся и ответил:

- Конечно, есть, и когда-нибудь я надеюсь ее отыскать. А если найду, то быстро женюсь на ней, уверяю вас. А теперь больше не будем говорить об этом, хорошо, отец? - Он попрощался и быстро удалился.

7

Конечно, Деккерет узнал о Ни-мойе, когда еще учился в школе. Но ни один урок географии не смог бы подготовить его к встрече с самым крупным городом Зимроэля.

Да и кто мог подумать, что на других континентах бывают такие огромные города? Насколько знал Деккерет, Зимроэль главным образом состоит из неосвоенных земель, покрытых лесами, джунглями и громадными реками, а большая часть его центральных областей занята непроходимыми лесами, в которые некогда Стиамот вытеснил аборигенов-метаморфов и где до сих пор они в большинстве своем обитают. Городов там тоже было немало: Нарабаль, Пидруид, Пилиплок... Но Деккерет представлял их грязными задверками, населенными ордами грубых, невежественных людей. Что касается Ни-мойи, столицы континента, то численность ее населения впечатляла - по слухам, она составляла пятнадцать, а то и все двадцать миллионов жителей. Но многие города Алханроэля достигли таких цифр сотни лет назад, так почему надо удивляться размерам Ни-мойи, если Алаизор, и Сти, и еще полдюжины городов на старейшем континенте по крайней мере столь же велики или еще больше? Во всяком случае, многочисленность населения сама по себе еще не гарантирует выдающихся достижений города.

Можно уместить двадцать миллионов в один район - или пятьдесят, если захочется, - и не создать ничего, кроме убогого городского хаоса, шумного, грязного и почти невыносимого для любого цивилизованного человека, который вынужден провести в нем больше чем полдня. Нечто подобное Деккерет и ожидал найти в конце своего путешествия.

Они с Акбаликом отплыли из Алаизора, как и все путешественники, направляющиеся на западный континент из центрального Алханроэля. После спокойного, но показавшегося бесконечным путешествия по морю они оказались в Пилиплоке, на восточном побережье Зимроэля.

Этот город полностью оправдал все ожидания Деккерета: он слышал, что Пилиплок уродлив, и таким он предстал перед ним, грубый и жесткий. Люди часто называли его родной город Норморк мрачным и печальным, говорили, что его может любить только тот, кто в нем родился. Деккерет, который находил вид Норморка вполне приятным, никогда раньше не понимал подобной критики. Но теперь понял, ибо кто мог любить Пилиплок, кроме местных жителей, для которых его непрезентабельный вид служил эталоном красоты?