– Что? – сперва несколько растерялся Аквилла.
– Когда вы пришли на сеанс к отцу, он объявил перерыв во всех смотровых и выставил их во двор – курить. Думаю, они все еще там. Все таки отец не Юлий Цезарь, он может концентрироваться только на том, что прямо перед ним, или живой человек, или шесть десятков мониторов. Думаю он уже вернулся в свой основной кабинет, выпил чашку кофе и неспешно потягивает сигару, которые просто необходимы ему после личного приема пациентов, так что пока вся эта публика снова расположится в смотровых, отец как раз будет готов перейти к дистанционному приему.
– А у твоего отца неплохая деловая хватка с этим дистанционным психоанализом… До встречи.
– До свидания, – ответила девушка, улыбнувшись.
Аквилла вышел во двор и увидел добрых две дюжины человек, сидевших, стоявших и дружно дымивших, несмотря на знак с перечеркнутой сигаретой. Барон на миг задержался, размышляя о том, что помимо знака, есть же и закон, запрещающий курить рядом с учреждениями здравоохранения, к коим несомненно относится и шарашкина контора господина Медянцева, а также о том, что все эти представители органов власти должны бы блюсти закон, а не плевать на него, но затем и сам достал сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся полной грудью и громко заявил:
– Можете проходить, товарищи пациенты, сеансы сейчас будут продолжены.
Некоторые взглянули на него с неприязнью, другие с завистью, а с интересом, пожалуй, только Веселенький, который, подойдя к нему, отозвал его в сторонку, а клиенты-пациенты тем временем, докуривая, один за другим исчезали в дверях психоаналитической клиники.
И опер спросил:
– Что скажешь, друг сыскарь?
– Думаю ты сам понимаешь, что доктору пора присваивать псевдоним Змей, а его подельнику из Сокровищницы – псевдоним Дракон, и вести единое уголовное дело и на них, и на арестанта № 34. Похоже всплывут трупы, похищения, изнасилования и коррупция, если копнуть чуть глубже.
– Как всегда, безапелляционно. И, как обычно, бездоказательно. Не всем очевидны твои выводы и умозаключения. Чтоб прижать того же Медянцева придется и попотеть, и покумекать, – Веселенький приуныл даже больше, чем обычно. Опер был отнюдь не глупый малый, но вкладывать ум и рвение в службу не любил категорически, наверное, поэтому его оперативные разработки и прозвали «резиновыми».
– Полуторагодичный срок поджимает, да? Не реализуешь разработку, прокурор три шкуры спустит, верно? А с кого спустит? С того, у кого дело сейчас в производстве, и не важно, что получил ты его не далее как вчера? Поэтому такая активность, да? – понимающе спросил Аквилла.
– Да уж, – мрачно ответил опер, – Результат нужен как воздух, работать придется, не откладывая.
– Ну это мне только на руку. По паре дел только заскочить сперва надо в свою контору.
– Тогда жду тебя в три часа в кафе Саманчо напротив Сокровищницы.
– Жди, – ответил барон и, не прощаясь, потопал на трамвайную остановку. Времени у него было немного, а посмотреть одну вещь было необходимо.
Глава 5. Сокровищница
Аквилла вместе с Веселеньким зашли в бар «Предместье», просторный зал которого предварял вход в подпольное, но от того не страдающее в известности казино Сокровищница. Предъявив свои служебные удостоверения солидному секъюрити в классических деловых тройках и получив просьбу подождать некоторое время, Веселенький перешел к свободному месту у драпированного зеленым сукном стола, где повисла напряженная пауза замершей игры в какую-то разновидность покера. Аквилла же присел на один из барных стульев. Пока бармен не вернулся из подсобки, Аквилла пребывал в мрачных мыслях: ему вспомнились слухи о чемоданах с деньгами, перевозимых из Сокровищницы в прокуратуру города. Даже имея на руках железные доказательства, привлечь в качестве фигуранта владельца казино практически не реально, подобные постановления сыскарей о привлечении прокуроры ломали об колено на раз, попытки же обжаловать прокурорские решения увязали в бюрократической волоките нашего «свободного и демократического» государства. Перспективы были не радужные: у Веселенького конец карьеры за нереализованное оперативно-розыскное дело, у него – Аквиллы – за заглохшее дело, если насильник все же помрет.
Но тут вышел бармен и мрачные мысли выветрились из головы Аквиллы – он просто остолбенел от неожиданности. Остолбенел и бармен, глядя на Аквиллу. Бармен был бледен как бумага, точно увидел призрака, впрочем скорей всего он действительно давно зачислил барона в разряд мертвецов. Барон же никогда бы не поверил, что идейный заговорщик и конспиратор, горячий борец с капиталистической системой, его давний знакомый – революционер Острослов работает барменом в подпольном рассаднике капитализма.
– Двойной эспрессо, пожалуйста, – нарушил наконец тишину Аквилла.
– Мне казалось, что покойникам нет нужды пить бодрящие напитки, – пробубнил себе под нос Осрослов, заводя на автомате кофейную машинку и все еще не придя в себя окончательно.