Лось

   Совместная работа с Ван-Димычем тоже дарила сплошное  удовольствие - проф с интересом воспринял идею управляемого полета, и  уже месяц мы с ним и с остальным мозговым штабом дружно штурмовали  способ придать утюгу аэродинамические свойства. Мою идею каких-либо  закрылков с ходу отмели, как неосуществимую, да я и сам смутно  представлял, какого размера должны быть эти прибамбасы, чтобы хоть  как-то влиять на направление прыжка, а решали вопрос каскадом мелких  сопл по бокам экза. В настоящий момент выходила ерунда - сопла грелись,  раскаляя металлическую раму, дополнительные движки меняли развесовку,  усложняли управление и жрали резерв прыжковых батарей, каждая из которых  весила по семь килограммов, а стоила - мама не горюй! Плюс каждая  зарядка перед ежедневным прогоном, который длился всего полчаса,  накручивала на счетчике кругленькое число стат-часов (в местных единицах  измерения я периодически путался, но англичанку Мэри Статсон,  заменившую в этом мире Джеймса Ватта, выучил одной из первых) и  соответственно обходилась в такую же кругленькую сумму денежного  эквивалента. Но первые неудачи нас лишь подстегивали, решение, казалось,  вот-вот найдется.

   Насколько зашибись все катилось в апреле - настолько же отвратительно пошло в мае, словно сглазили.

   Первым звоночком стало попадание двух испытательниц - Инны и  Зои в медпункт с переутомлением после выполнения придуманных мною  трюков. Примчавшаяся оттуда на следующий день Юля долго выступала передо  мной не как девушка друга, а как обличенное властью лицо. Как она меня  чихвостила, как чихвостила! Сначала просто незатейливо орала, а потом  мозг чайной ложкой выела, прочитав заодно целую лекцию об особенностях  женского организма. Вроде бы битый жизнью мужик, о критических днях знаю  не понаслышке, а попал впросак. От вываливаемой на голову медицинской  терминологии краснел как школьник.

   Новой напастью стали собственные эксперименты: опыты "в  железе" ставились исключительно над моим личным экзом, и стоит ли  удивляться, что я постоянно ходил в синяках и ожогах, а один раз сам  загремел на четыре дня в больничку, дав лишний повод Максу встречаться с  его подругой.

   После залечивания вывиха запястья и прочих травм явился на  работу и впервые зарубился с профессором. До этого мы, бывало, спорили,  но тут я сам нарвался:

   - Это что? - вырвавшись от эскулапов, спросил у профа, найдя  его не за очередным разбором схем размещения сопл, а за изучением  каких-то новых чертежей.

   - А?.. - оторвался Ван-Димыч от своего занятия, - Миша! Выпустили! - обрадовался он мне.

   - Выпустили под честное слово, что неделю проведу спокойно.

   - Ну и хорошо, сегодня-завтра тестов не будет, потом майские, как раз отдохнешь.

   - Какие майские? - слегка насупился я, как всегда,  сталкиваясь с чем-то мне неизвестным. Уж всяко не "Мир-труд-май!" и не  день Победы имелись в виду, тем более что обе даты миновали.

   - День рождения императрицы, три дня законных выходных, -  пояснил Воронин, все еще пребывая в собственных мыслях, -  Можно даже в  Москву или еще куда съездить, если у куратора отметку сделать, где  будешь.

   При упоминании куратора я скорчил рожу и суеверно постучал  по дереву, чтобы не накликать - как и предсказывал Угорин, любви у нас с  ней не сложилось. Мерзкая тетка не понимала моего положения при шефе и  постоянно пыталась ограничить доступ к секретной информации, отправляя  заниматься тем, что считала моими должностными обязанностями. Сколько ни  пытался ей втолковать, что мои успехи как раз и проистекают из того,  что, хотя бы поверхностно принимая участие в разработке, знаю, что и как  в "девятке" должно работать, так и не смог втемяшить в ее тупую голову с  фальшивыми кудряшками, что не надо мешать творческому процессу. Плюнул,  в конце концов, и по примеру шефа, да и остальной нашей команды,  старался пореже попадаться ей на глаза. По моему личному мнению,  навязанная имперской безопасностью Людмила Васильевна бесилась с двух  моментов: во-первых, она ни черта не понимала в нашей деятельности,  несмотря на наличие профильного образования (физ-мат она закончила, но  это было так давно...). А во-вторых, Ван-Димыч не воспринимал ее  всерьез, опять же, несмотря на высокое звание и наличие профильного  образования. Кто-то из руководства крупно просчитался, назначив ее сюда,  забыв об огромном мужском эго профессора. С тем же Угориным, который не  слишком разбирался в предмете, Воронин мог посоветоваться и даже  прислушаться к его словам, правда сам капитан обладал здравым смыслом и  не лез выше головы, оставляя реализацию за теми, кто в ней шарил. Но все  советы и указания Маздеевой начальник резко воспринимал в штыки. Хотя  на моей памяти ничего здравого эта крашеная мамзеля ни разу не  предложила.