Ловец бабочек. Мотыльки

Во благо, само собой, исключительно из желания ее, Катарину, избавить от ненужных сомнений и страхов. Но его дар причинял откровенную боль. И Катарина сцепила зубы, сдерживая стон.

— Меня уполномочили также предложить вам работу… не оперативную, боюсь, к ней вы больше не годны…

…архив?

…библиотека?

…в закрытых здравницах тоже имеются библиотеки. Конечно, если Катарина доживет до…

Нельзя показывать свой страх, особенно, когда тебя убеждают, что для страха нет оснований.

— …но развивать идеи вашего наставника… вы, пожалуй, единственная, кто может называться его учеником по праву. То, что мы не можем предать случившееся огласке, еще не означает, что мы готовы закрыть на это глаза. Мы потратим все силы, чтобы предотвратить аналогичные преступления…

…он говорил еще.

…и еще…

…еще…

Катарина провалилась в этот обволакивающий голос, как в сон. И не сказать, чтобы этот сон был вовсе кошмаром, но и легким его нельзя было назвать.

…снова пробуждение.

Палата та же. Хризантемы в вазе. Желтые занавески, задернутые плотно. И не понять, день за окном или ночь. Да и самого окна не видно, если оно вовсе существует.

Голова болит.

И тело.

Особенно рука. Катарина попробовала поднять ее. И пусть не с первой попытки, но у нее получилось. Что с ней? Пальцев за бинтами не видать.

— Утра доброго, — дверь палаты распахнулась. — Мне сказали, что вы, наконец, соизволили открыть глаза… и знаете, я уже начал волноваться…

Князь, как всегда, был великолепен.

Белый костюм. Черная рубашка. И галстук серебристый, с нитью. Галстук был особенно хорош и особенно раздражающ. Как и огромный веник роз, которым князь помахивал, будто желая отогнать двоих медсестер и суховатого, строгого вида мужчину.

— Столько спать, право слово!

На плечах князя папахой возлежал белый халат, на темных волосах возвышалась полотняная шапочка, завязки которой спускались до самых плеч.

— Больной нужен покой!

— А кому не нужен, — князь смерил врача снисходительным взглядом. — Вам вот тоже покой не повредит, однако же это не повод превращать его в вечный. Тем более интервью она как-то дала…

Катарина искренне удивилась. Она не помнила, чтобы кому-то успела дать интервью.

— Это… особый случай.

— Я тоже особый случай, — князь взмахом руки отстранил доктора. И белые крылья халата взвились, заслоняя Катарину от медсестер. — Меня, знаете ли, завтра высылают…

…а медсестры были прехорошенькими.

Беленькая и худенькая, вся какая-то воздушная, зефирная даже, и смуглявая брюнетка с алыми губами. При виде их Катарина испытала острый приступ злости.

Она тут умирает, а этот… с медсестрами… и смотрят-то так, как ребенок на леденец.

— Ах, оставьте, — князь сунул розы врачу и, развернув его к двери, подтолкнул в спину. — Позвольте попрощаться… дать волю слезам…

— К-каким?

— Горючим! Я слишком привязался к своей коллеге…

Медсестры потупились. Врач скрыл лицо в букете, но зарозовевшие уши его выдали.

— …и предстоящая разлука наполняет мою душу нестерпимой горечью. Так пишут в романах? Вы читали женские романы? Нет? Зря, скажу я вам… без них я никогда не узнал бы, как должен чувствовать себя человек перед предстоящей разлукой. И герой, между прочим, в город собирался, а ярмарку, а я…

— А вы? — послушно поинтересовались медсестры.

— А я в другую страну… навсегда… — Себастьян шмыгнул носом. — И я должен… просто-таки обязан увидеть ее… сказать…

…дверь закрылась.

И черный гладыш лег поверх простыни.

— Жива? — с мрачным удовлетворением поинтересовался князь, из глаз которого исчезла всякая веселость. Сам себе и ответил. — Жива… прости, но другого выхода не было. Я не имел права притащить домой одержимую.

— Я не…

— Не была одержима?

Значит, все это с самого начала лишь план? Чужой. Нелепый.

Чудовищный?

— Боюсь, что была, — князь присел на край кровати и взял Катарину за руку. Со стороны сцена смотрелась премило. И кажется, именно на это князь и рассчитывал. — От тебя пахло демоном… то есть, это не совсем запах, но…

Хвост дернулся.

— Они никогда не уходят насовсем, особенно, если привязаны к нашему миру. И позволь я оставить кольцо, ты была бы обречена бороться с ним. Каждый день. Каждый час. Он, однажды получив доступ к твоему разуму, не оставил бы тебя в покое. Я не знаю как, но демоны способны влиять на наш мир. Рано или поздно, тебе пришлось бы прибегнуть к его помощи снова. И опять… и постепенно ты бы свыклась с его присутствием настолько, что и мысль впустить его в разум не вызвала бы отторжения.

Неправда!

— И ты…

— Я лишь поторопил события. Ты оказалась в… непростой ситуации. И кольцо…

Сил у Катарины на пощечину хватило.

— Милые бранятся…

— Да ты…

— Сволочь, — подсказал князь. — Скотина равнодушная. Урод хвостатый… что еще? Ублюдок и тварь…

— Именно.

— А ты похожа на хомяка, когда дуешься.

— Я… я едва не погибла!

— Не только ты. Но я же не обижаюсь! Хотя… — князь картинно оттопырил губу и ручку ко лбу прижал. — Я страдаю! Невыносимо страдаю!

— Прекрати!

Катарина села.