Мгновение-другое он так и стоял спиной к Генри, который, задыхаясь, упал на колени в снег. По красному лицу текли струи талой воды. Какой-то частью сознания он отметил, что царапина, в которой рос байрум, начала чесаться.
Наконец Андерхилл повернулся и пошел назад.
– Откуда вы знаете о Рейплоу? Телепатия слабеет. Проникнуть так далеко вы не могли.
– Я знаю многое, – сказал Генри, поднимаясь, но тут же схватился за грудь в очередном приступе кашля. – Потому что во мне многое заложено. Я другой. Я и мои друзья, мы другие. Нас было четверо. Двое мертвы. Я здесь. Четвертый… Мистер Андерхилл, четвертый – ваша проблема. Не я, не люди, которых вы содержите в коровнике, не ваша Блю-группа, не подручный Курца, не «Империэл Вэлли». Только он.
Генри боролся с собой, не желая произносить имя. Джоунси, самый близкий ему из всех. Бивер и Пит были чудесными парнями, но только с Джоунси они мыслили одними и теми же категориями. В одном направлении. Только с ним он мог беседовать без слов. Только Джоунси был способен видеть линию и одновременно уноситься мечтами за любые границы и пределы. Но Джоунси больше нет, так ведь? Генри был в этом твердо уверен. В тот момент, когда красно-черное облако промчалось мимо, он еще существовал, вернее, не он, а крохотная его частица, но сейчас старый друг уже съеден заживо. Пусть сердце его бьется, а глаза видят, но истинный Джоунси так же мертв, как Пит и Бив.
– Ваша проблема – Джоунси. Гэри Джоунс из Бруклина, штат Массачусетс.
– Не только моя, но и Курца. – Андерхилл говорил слишком тихо, чтобы его можно было расслышать сквозь вой ветра, но Генри все равно услышал… услышал мозгом. Головой.
Андерхилл огляделся. Генри последовал его примеру и увидел людей, бегущих по тропе между трейлерами и прицепами, довольно далеко от изгороди. Однако весь участок вокруг магазина и коровника был беспощадно освещен, и даже сквозь ветер доносились рев моторов, заикающийся гул генераторов и крики солдат. Кто-то отдавал приказы через мегафон. Общий эффект был жутковато-ирреальным, словно они оба были захвачены штормом в обиталище призраков. Бегущие люди в самом деле походили на привидения, исчезающие один за другим в колеблющихся простынях снега.
– Здесь нельзя говорить, – бросил Андерхилл. – Слушайте меня и не заставляйте повторять ни единого слова, дружище.
И в голове Генри, где от обилия информации и обрывков чужих суждений все смешалось, как разобранный паззл, откуда-то возникла мысль Оуэна Андерхилла, ясная и четкая: «
– Слушаю, – кивнул Генри.
5
Сарай был на противоположной от коровника стороне участка, и хотя за дверями было так же светло, как и везде в этом адском концлагере, внутри стоял полумрак и сладко пахло сеном. И чем-то еще, чуть более резким.
На другом конце, прислонясь спинами к стене, сидели четверо мужчин и женщина, все в оранжевых охотничьих жилетах, передавая друг другу косячок. В сарае было всего два окна: одно – выходившее на загон, другое – на изгородь и лес. Стекло, заплывшее грязью, немного смягчало режущий глаза свет. Лица обреченных казались серыми. Уже мертвыми.
– Хочешь затянуться? – напряженно, почти жалобно спросил тот, что держал косячок, и с готовностью протянул косячок. Ничего себе, не пожалел травки! Настоящая сигарета.
– Нет. Хочу, чтобы вы отсюда убрались, – сказал Генри.
Они непонимающе уставились на него. Женщина была замужем за тем, кто держал косячок. Малый, сидевший слева, был ее деверем. Остальным просто не терпелось раскумариться даровой травкой.
– Возвращайтесь в коровник, – повторил Генри.
– Не пойдет, – ответил кто-то. – Слишком много народа. Предпочитаем некоторые удобства. И поскольку мы заняли это местечко первыми, а вам, очевидно, не до вежливости, предлагаю…
– Понятно, – перебил Генри, хватаясь за повязку на ноге. – Байрум. То, что они именуют Рипли. Кое-кто из вас, возможно, уже подхватил его. Вот вы, Чарлз… – Он показал на пятого мужчину, грузного и лысого.
– Нет! – вскрикнул Чарлз, но остальные уже отодвигались от него. Тот, что с косячком (Даррен Чайлз из Ньютона, штат Массачусетс), судорожно вдохнул дым.
– Да, – кивнул Генри. – В полном расцвете. И у вас, Мона. Нет, Марша. Марша, вот как вас зовут.
– Ничего у меня нет, – охнула женщина и встала, прижимаясь спиной к стенке и глядя на Генри широко раскрытыми испуганными глазами. Глазами лани. Скоро все они будут мертвы, и Марша тоже. Оставалось надеяться, что она не прочтет именно эту мысль. – Я чистая, мистер. Мы все здесь чисты, кроме вас!
Она взглянула на мужа, не бог весть какого исполина, но все же поплотнее Генри. Впрочем, как и остальные. Не выше, а именно плотнее.
– Выброси его отсюда, Дейр.